Но сейчас он слишком сильно боялся говорить. Сумрак исторг целую волну звуков и различил форму неясных очертаний, которую принял за Сильфиду. Размером она явно походила на неё, но была совершенно неподвижной. Внезапно она зашевелилась, поднявшись на восьми худощавых ногах.
Двигаясь с ужасающей стремительностью, самый огромный паук, какого он когда-либо видел в жизни, полз в его сторону.
Сумрак вывернул шею, яростно пережёвывая паутину. Его зубы казались почти бесполезными против прочных нитей. Он сумел оборвать лишь одну, когда паук уже вышел на него. Его брюшко было полосатым и очень жирным. На густо заросшей волосками морде мрачно сверкало множество шаровидных глаз.
Сумрак увидел клыки.
Паук сделал шаг в его сторону, и он заорал во весь голос, вертясь в разные стороны. Этой ночью его уже один раз кусали, и его не особенно тянуло быть укушенным ещё раз. Он кричал, шипел и скалил зубы, пытаясь заставить паука отступить.
В ярости он не понимал, что происходит — кусают его, или заматывают в кокон. Паук метался вокруг него с отчаянной целеустремлённостью. Лишь почувствовав, что его правое крыло высвободилось, и увидев разорванные паутинные нити, он всё понял. Паук освобождал его.
Сумрак испортил его паутину, и паук хотел, чтобы он уходил, чтобы не мешал ему ловить подходящую добычу. Прошло несколько секунд, он ощутил сильный толчок и кувыркнулся вниз, в туман.
Он шлёпнулся на землю.
Сильфида была неподалёку от него.
— Что происходит? — крикнула она. — С тобой всё хорошо?
— Я попался в паучьи сети, — ответил он, тяжело дыша.
— Скажи же правду, Сумрак, — теперь её голос был сердитым. — Весь этот шум из-за маленькой паутинки?
— Она была огромная, Сильфида, и…
— Где же она? Я её не вижу.
Сумрак тоже огляделся по сторонам, но туман был настолько густым, что он не смог различить ни паутины, ни паука.
— Прямо там! Паук был размером с меня самого. Его клыки…
— Ты не кажешься таким уж напуганным, — заметила Сильфида. — Что же мы не убегаем?
— Ну, он не ест рукокрылов. Он обкусал нити и выбросил меня из паутины.
Она недоверчиво взглянула на него.
— Ты веришь мне, или нет?
— Теперь я верю во всё, что угодно. Ты нашёл остальных?
Он рассказал ей о плане встретиться на сумаховом дереве.
— Туман слишком густой, — с беспокойством сказал он.
— А как же твоё эхозрение?
— В тумане я не могу видеть достаточно далеко, и всё кажется расплывчатым.
— Просто лети и смотри, что впереди.
— Это плохая мысль, Сильфида. Я почти потерял тебя сейчас. И я не покину тебя ещё раз.
— Хорошо, тогда давай стараться изо всех сил.
Он вздохнул.
— Думаю, нам стоит подождать, пока туман рассеется.
— Здесь я больше
Она поползла вперёд, удаляясь от него.
— Сильфида! Подожди!
Она не остановилась, и он увидел, что её уже ничем нельзя было убедить.
— Это даже не в ту сторону. Давай же.
Он догнал её, подтолкнул в нужном направлении, и они вместе поползли сквозь туман.
— Я их чую.
Запах был слабым, но ноздри и язык Хищнозуба определили его безошибочно.
— Яйца, — сказал он. — Неподалёку отсюда есть гнездо ящеров.
Даний злобно взглянул на него:
— Сходи и убедись.
Хищнозуб знал, что гиенодон в любом случае ставил ему в вину эти две смерти в своей стае. Хищнозуб привёл их к тому дереву — да, это было верно. Но не он опрометчиво проломил в нём дыру когтями, вызвав гнев землероек. Он знал многие разновидности землероек, но ни одной с такой слюной, которая могла парализовать. И что ещё хуже, в последовавшей суматохе всем рукокрылам удалось сбежать. От голода у Хищнозуба болел живот.
— Я в этом вполне уверен, — ответил он Данию.
— Я тоже их чую, — добавила Пантера.
Удрав от землероек, они почти вслепую блуждали в сгущающемся тумане по равнинам, которые Даний решил объявить своим новым домом.
Хищнозуб с жадностью вдыхал запах ящеров, но ему было очень трудно сказать, откуда он исходил. Туман обманывал его, иногда ослабляя запах, а иногда, напротив, усиливая его. Бывало, он исчезал совершенно, и Хищнозуб вынужден был бродить кругами, пока не находил его снова.
У него не было права на ошибку. Ему нужно было найти гнездо, чтобы доказать Данию, насколько он полезен для них. Взглянув по сторонам, он увидел, что четверо гиенодонов нервничали: их головы были опущены, а уши торчали вверх. Даний притопывал лапами по земле. Хищнозуб чувствовал, что часть страха гиенодонов передалась и ему самому. Они знали, кто такие эти ящеры, знали, что они могли сделать, даже если были больны или умирали. Все чувства Хищнозуба были настороже, когда он брёл в тумане, вынюхивая путь к гнезду.
— Мы потерялись, ведь правда? — спросила Сильфида.
Сумрак раздражённо хрюкнул. Его лапы болели, а шерсть промокла от росы.
— Нам нужно было оставаться там, где мы были.
— Ты же сказал, что знаешь дорогу.