Тёмное наследие

– Мартин, – зашептала я горячо. – Мартин! Ты думаешь, я не понимаю этого? Мартин, я не могу, это сильнее меня. Мне кажется, я задохнусь здесь, сорвусь, понимаешь? Я сама себя боюсь. Пусть лучше будет охрана, пусть, но я здесь растворяюсь, я глупею, я снова возвращаюсь в состояние подростка, потому что меня отчитывают, я всем должна, меня контролируют. Всем все прощается, а на мне стоит клеймо поступков семи-шестилетней давности, и стоит чуть ступить в сторону – меня судят куда строже, чем остальных. Относятся как к идиотке, от которой только и жди неприятностей, – а я, черт побери, давно уже взрослая, я циничная тетка, успевшая познать мир больше, чем все мои сестры вместе взятые! Я такое видела, что им и не снилось, я каждый день в таких историях, в таких трагедиях, что не дай боги познать никому! На работе я уважаемая медсестра, у меня целая жизнь, не связанная с троном. Я с ума сойду скоро от диссонанса: там я значу всё, здесь – я просто неудачная сестра. Даже вторая по безумности после меня Пол ухитрилась выйти замуж на благо короны. Но я никогда не стану удачной, понимаешь? Как ты не понимаешь?! Я была куда счастливее и целостнее до того, как нам вернули трон! Я много значила для семьи и старалась для них, и я была равна им. А сейчас опять вернулось снисходительное отношение. Я мешаю, Март! Я делаю недостойные вещи! Не дотягиваю до звания третьей принцессы! И, видят боги, не хочу, не хочу и не могу!

Мой буйный монолог блакориец выслушал не прерывая.

– Тебя не отпустят, Марин, – сказал он сочувственно.

– Сбегу, – буркнула я.

Он покачал головой. Взял меня за руку, провел пальцем по запястью – на нем затрепетала призрачная нить.

– Стоило бы тебя все-таки усыпить. Помни: в любой момент тебе нужно лишь позвать меня, Марин. И я приду.

– Спасибо. Ты просто какой-то невероятный, Март, – прошептала я и уткнулась губами в его шею.

Мартин, Мартин, моя несостоявшаяся любовь. Чем мы прогневили богов, что они дали нам друг друга, но забыли отмерить страсти и того притяжения, которое ни с чем не спутаешь?

– Ты не замечаешь моей другой стороны, – сказал он добродушно и немного горько. – Я алкоголик, бабник и довольно резок на язык.

– А по-моему, ты слишком строг к себе, – возразила я яростно. – Не смей себя ругать, иначе побью!

Мартин ушел от меня, оставив после себя терпкое чувство сожаления и печали. И то ли его общая серьезность повлияла на меня, то ли усталость, но снова я остро ощутила, насколько же он старше меня. Настолько, что может быть терпелив к моим глупостям и не пытаться переломать меня.

Я вернулась в свои покои на следующий же день и за ужином, стараясь держать голову прямо и не обращать внимания на холодность старших сестер и внимательный взгляд Мариана, рассказала о том, что пережила.

– Странно, – закончила я с невнятным смешком, – что я могу обжечься о сигарету, Ангелина постоянно обжигалась о печку, раз огонь нас не трогает.

– Возможно, – сухо сказала Ани, взглянула на свои запястья… и побледнела немного. – Возможно, сила просто не тратится на пустяки.

Я согласилась. Я рада была, что она хотя бы вступила со мной в диалог.

Рассказ пришлось несколько раз повторить поутру, в Зеленом крыле, лично Тандаджи. Я делилась именами и фамилиями, по его просьбе вспоминала детали, одежду заговорщиков, обрывки фраз и говорила так долго, что у меня скулы заболели. Впрочем, тидусс ничем не выказал своего отношения – был вежлив, мягок («Крокодил, притворяющийся плюшевым», – съехидничал внутренний голос) и очень почтителен. Только настойчиво попросил быть осторожной впредь.

Я пообещала. Я вообще была удивительно покладиста в эти дни. Только периодически смотрела на телефон – и ждала звонка. Но Люк не звонил. Не писал.

Лишь через два дня после ранения в мои покои принесли букет нежных цветов. «Скучаю по тебе», – говорили розовые камелии. «Давай рискнем?», – шептали белые фиалки. Огненным лепестком поглядывал на меня мак, не требуя перевода. И опять был конверт – а в нем билеты и программка зала органной музыки в центре Иоаннесбурга. Выступление гениального органиста, запланированное через несколько дней, было помечено ручкой.

«Тебе понравится», – оказалось написано на обратной стороне.

Я словно услышала его хрипловатый насмешливый голос, взбодривший меня куда лучше крепкого кофе. Подошла к окну, распахнула его, вдыхая ледяной воздух, и улыбнулась.

Эльсен по телефону бушевал и метал молнии – на работу меня не выпускали. Зигфрид, когда я сунулась к нему, страдальчески развел руками.

– Извините, ваше высочество, ее величество запретила открывать вам переходы.

– Не ваша вина, Зигфрид, – зловеще улыбнулась я, чувствуя себя так, будто мне на шею накинута удавка. И пошла к Василине, ощущая, как в животе сворачивается ледяной узел страха перед грядущим скандалом. После посещения меня в лазарете мы сказали друг другу не больше десятка слов.

– Ее величество проводит совещание, – помощница Василины, сидящая у королевского кабинета, вежливо поднялась со своего места. – Простите, ваше высочество.