Тёмное наследие

– Ты подписывал документы на дарение Пастуха, Люк. Полным именем. Просто скопировала, увеличила – и мне нарисовали, что хотела.

Он молча и почти по-хозяйски гладил меня по животу – и я, к ужасу своему, снова почувствовала теплое тянущее желание, будто за одну ночь безудержной страсти Люк усилил потребность в себе в сотни раз. Тоже села, провела рукой по его волосам – он охотно повернул голову, улыбаясь. Потеребила ухо, ощущая кончиками пальцев зажившие дырки от серег. Потянулась к своей мочке, вынула золотой гвоздик – крошечный цветок шиповника с белой окантовкой и маленьким рубином в центре.

Он наблюдал за моими действиями с любопытством – а его руки опять не давали мне покоя.

– Будешь носить мои цвета, Люк? Он усмехнулся, склонил голову.

– Чьи же, если не твои, Марина.

– Дай мне вина. Нужно простерилизовать.

– Детка, – хрипловато проговорил он, – после этой ночи говорить о стерилизации нелепо.

– Не спорьте, ваша светлость, – я прибавила строгости в голосе, и он пожал плечами, отклонился, пошарил рукой у кровати и протянул мне недопитый бокал.

Я оседлала Люка, окунула в вино серьгу – плотная красная жидкость потекла по моим пальцам – и с усилием вставила гвоздик в мочку. Кембритч едва заметно поморщился. Под серьгой выступила красная капля – или это было вино? Я слизнула ее, поцеловала его в шею и прошептала:

– Теперь и я пустила тебе кровь.

Он молча обнял меня, прижал к себе. И поднялся, понес в ванную комнату.

Следующий день незаметно перетек в ночь. Мы долго и лениво лежали в ванне, пока голод не выгнал нас к столу и меня наконец-то напоили кофе.

Мы выходили на заснеженный склон, и наблюдали, как несутся в долине машины, как двигаются тени от гор на слепящем снегу, и дышали свежим морозным воздухом – чтобы потом вернуться в теплый дом, скинуть с себя одежду и снова свалиться в постель. Не включали ни радио, ни телевизор, и казалось, что мы одни на Туре. Болтали, рассказывая друг другу о себе, – и теперь, после нашей близости, я понимала его гораздо лучше. Поведала я и о своих недавних приключениях – он страшно ругался и курил, и пришлось отвлекать надежным способом. Кажется, я вошла во вкус.

Нам было хорошо. Но нужно было возвращаться.

– Выходи за меня замуж, Марина, – сказал он ближе к утру, когда я, измотанная, уже почти дремала на его груди, ощущая, как сладко тянет тело, и вдыхая мужской запах.

– Ну уж нет, – пробормотала я и потянулась, – ты обещал мне свободу, а не брачные браслеты.

– А если серьезно?

– А если серьезно, я подумаю. Вдруг через месяц мы друг другу опротивеем?

Он усмехнулся.

– Я бы на твоем месте на это не рассчитывал.

– Рано, Люк. Мне всего двадцать три. И есть еще Ани. Мне нужно поговорить с ней.

– Я сам поговорю. Это мое дело и моя ответственность, Марин.

– У меня дурной характер. Невыносимый. И злой язык.

– Знала бы ты, сколько людей думают так же обо мне. А с характером, – он легко сжал мне место пониже спины, – мы что-нибудь придумаем. Не так уж он и страшен.

Я потерлась о Люка щекой. Теперь мне все время хотелось прикасаться к нему.

– Это потому, – сказала я ехидно, – что с тобой я почти всегда была кроткой овечкой. И Вася никогда не даст согласия на нашу свадьбу.

Он засмеялся.

– Это да. У ее величества я на плохом счету.

– Заслужил, – буркнула я лениво.

– Заслужил, – согласился он. – Так что, ты говоришь «нет»?

– Я говорю «давай спать». С чего это ты озаботился женитьбой?

Он помедлил.

– Ты – Марина Рудлог.

– Хочешь заглушить муки совести? Совратил невинную деву благородных кровей?

– Это будет честно.

Я подняла голову и насмешливо посмотрела ему в глаза.

– А если бы я была простой медсестрой Мариной Богуславской, ты бы тоже рвался жениться?

Темные глаза на мгновение стали задумчивыми, и он пробежался пальцами по моему запястью.

– Я хочу привязать тебя к себе. И хотел бы, кем бы ты ни была.

– Это почти «я люблю тебя», – с иронией проговорила я, поцеловала его в губы, провела носом по шее. – Врешь, но приятно. – Он дернул уголком рта. – Спи, Люк. Я подумаю. Только не торопи меня. Моя жизнь и так только что круто изменилась.

– Придется за тобой побегать.

– Угу.

– Я люблю тебя.

Столько изумления в хриплом голосе, что пришлось сдержать довольный вздох. Наконец-то ты догадался.

– Я тоже тебя люблю, Люк.

Мы выехали из долины, ставшей нашим убежищем, в середине следующего дня. Перед выездом я включила телефон – пусто. Ни звонков, ни сообщений. Набралась смелости и из машины позвонила Василине.

– Да, Марина, – голос ее был грустен.

– Я еду домой, Вась. Жива и здорова.

– Хорошо. Мы ждем тебя. Мы всегда ждем тебя, Мариш.

Я покосилась на Люка – он вел машину, сосредоточенно глядя на дорогу. Не хотел мешать разговору, видимо.

– Ты не сердишься?

– Сержусь. Но этого следовало ожидать. Хорошо, что с тобой все в порядке. И хорошо, что вы сообщили Мариану. Я бы не восприняла это… достойно.

– Прости.

– Не за что. Я вспомнила себя, Марина.

– Да. Я тоже думала о тебе. Ангелина не вернулась?

– Нет еще.

– Плохо.

– Ты не ощущаешь ее сейчас? Чувствуешь, в какой она стороне?

Я покрутила головой.