– Это какие такие воспитательные меры? – строго поинтересовалась Алинка.
– Да заговаривается он, – заюлил Аристарх и тут же сменил тему: – А ты, козюлечка, нам рассказать ничего не хочешь? Например, что это у тебя с аурой, что аж меня прошибает?
Алина покраснела и по привычке дернулась поправить очки.
– Да-да, – обиженно проворчал Ипполит, – и почемусь энто ты без очков? И что энто ты нам раньше не сказала? Мы всё ждем, ждем, пока признаешься… у ректора нашего подслушали еще когда…
По коридору ходили студенты, и Алинка взмолилась шепотом:
– Тише!
Камены насупились.
– Не ругайтесь, – попросила принцесса и погладила Аристарха по лбу, – мне же тут не дадут спокойно учиться, если я скажу, кто я.
– Это да, – пробормотал еще насупленный Аристарх. – Вот ведь диво.
– А папка-то у тебя кто? – заорал Ипполит, воспользовавшись тем, что коридор на время опустел. – Что там вторым тоном-то полыхает?
– Что полыхает? – удивилась Алина.
– Так ведь…
– Полик! – рявкнул Аристарх. – Глаза настрой! Полыхает там у него!
Принцесса с подозрением смотрела на друзей.
– Ты иди, покушай, малышка, – льстиво проговорил Аристарх. – Восстанови силы. Выпил всё аспид этот.
– Что вы там увидели? – Алина не обратила на его слова внимания.
– Полик! – предупреждающим тоном рявкнул Аристарх.
– Да ничего, – заныл Ипполит, – старенький я, показалось мне.
– Что показалось? – не отступала Алинка с похвальной въедливостью, и, будь у камена ноги, он бы предпочел сбежать. Но ног не было, и он решил сделать вид, что заснул. Захрапел очень натурально, даже рот приоткрыл. Принцесса покачала головой и повернулась к Аристарху, вопросительно подняв брови.
– Что ж ты дотошная такая, – пробурчал хранитель университета. – У тебя в ауре не только красные родовые знаки видны.
– А какие?
– Да разные, – протянул Аристарх, – сколько твоих предков из разных домов жен-мужей брали? Вот и отсвечивают.
Алина с сомнением глядела на него, он отвечал честным взглядом.
– Булочки сегодня вкусные-е-е, – напомнил камен, – и кавалер там твой уже сидит, место греет. Он хоть и громадный, но правильный, не то что злодеи всякие. Так что беги, радуй великана своего.
Принцесса вздохнула и побрела в сторону столовой. В коридоре некоторое время висело молчание. И хорошо, что не слышала она последующий разговор.
– Да уж, – пробормотал открывший глаза Ипполит, – что делается-то, Арик, что делается-то! И прятать ведь не умеет еще…
– Оно само получится, болтун ты эдакий, – беззлобно пожурил его каменный коллега.
– Да я думал, она знает, – попытался оправдаться старый хранитель. – Папка-то непростой.
– Папка у ней, – менторским тоном сказал Аристарх, – муж королевы. А ты про темных в консортах слыхал? Вот то-то же. Думалку включай, каменная башка, прежде чем болтать, – сколько раз говорил!
Глава 5
Демьян Бермонт спешно наверстывал дела, накопившиеся в его отсутствие. График оказался жестким, на сантименты времени не было. И если подчиненные и раньше знали, что король сух, требователен и жёсток, то сейчас он часто замечал в их глазах не просто опасение – откровенный страх. Что он сорвется и порвет кого-нибудь.
В глаза ему осмеливались смотреть лишь матушка да Свенсен с Леверхофтом – и еще жена Хиля, Тарья, которая, видимо, была абсолютно уверена, что муж ее защитит от кого угодно – и от короля тоже. А еще она его откровенно жалела. И даже когда уехала обратно в их со Свенсеном дом, с пониманием выносила долгое отсутствие мужа, которого излеченный монарх втянул в свой ритм, как и других подчиненных.
Он видел этот страх, чувствовал его запах – и усилием воли возвращал себя в прежнее равновесное состояние. А раздражающих элементов было много.
В замок Бермонт стали приезжать младшие дети линдморов, а за неимением оных – племянники и внуки. И подавляющее большинство из них составляли юные прекрасные девы.
Прибывающих быстро распределяли: прекрасных дев – на помощь замковому лекарю и в королевский госпиталь, в приюты и на уход за стариками Ренсинфорса, молодых людей – в гвардейское подразделение. Там за три-четыре года муштры и общения со взрослыми товарищами мозги встанут на место. Школьников – в королевский пансион на обучение.
А младенцами и их матерями занялась леди Редьяла.
Демьян не возражал. Боги не дали матушке больше детей, да и внуков теперь она могла не дождаться. И он знал, что она прекрасно понимает: как бы ни были великолепны молоденькие берманки, съезжавшиеся в замок и наполнявшие его призывным юным женским запахом, нет и не будет у него никого кроме Полины. Зато малыши – совсем еще младенцы, не отнятые от материнской груди, и постарше, лепечущие что-то или носящиеся по замку, – очевидно вызывали в ней острое щемящее чувство. Женщины жались к леди Редьяле в поисках защиты от страшного короля, и она даже ожила немного, успевая и решать их вопросы, и проводить время с Полиной, когда сын был занят. Даже начала оборачиваться, хотя давно этого не делала. С того дня, как погиб ее муж, отец Демьяна.