Тёмное наследие

По этой же причине я не хотела никого видеть. Старательно сдерживала свой злой язык с родными. Избегала Кати, хотя обещала встретиться с ней. И Мартина – но он, послушав мой бесцветный голос, настойчиво произнес:

– Я позвоню в воскресенье. И, если услышу опять эти безнадежные ноты, приду выколупывать тебя из скорлупы.

– Мне просто нужно побыть одной, Март, – вздохнула я жалобно. – Не обижайся. Я сейчас в неадеквате. Могу сорваться и натворить такого, что ты меня не простишь никогда.

– Я? – иронично удивился блакориец. – Девочка моя, даже если ты мне голову откусишь, я тебя пойму. Я и сейчас понимаю, – добавил он серьезно. – Трудно улыбаться и шутить, когда все внутри болит. Но я могу просто помолчать с тобой. Звони, когда понадобится, Марин.

Он действительно понимал.

В четверг я вернулась домой уставшей донельзя. Меня встретил Бобби, которому душевные терзания хозяйки не помешали радостно гавкать и тяпать за пальцы на ногах, просясь погулять. Пришлось выходить в парк.

Подросший пес носился под фонарями по снегу, распугивая синиц, слетевшихся к кормушкам, прыгал на деревья, лаял на прогуливающихся придворных, почтительно кланяющихся мне и приседающих в реверансах, обследовал подсвеченный разноцветными огнями ледяной городок, по традиции построенный на зиму и обожаемый Василиниными детьми. А я брела следом, кивая встреченным людям и задумчиво разглядывая расходящиеся в разные стороны дорожки. Так и жизнь. Рано или поздно приходит момент, когда надо выбирать свой путь. Станешь на него – и не свернуть больше. Вот и Пол когда-то давно выбрала свой. И думала ли она, что закончится он так? А если бы знала – стала бы что-то менять?

«Вряд ли. Жизнь не так важна. В конце концов, важно только то, ради чего ты живешь и ради чего готова умереть».

А ради чего живешь ты, Марина?

У меня не было ответа.

По возвращении меня ждал букет от Люка. Радостный, составленный из солнечных ромашек и небесно-голубых васильков. Пах он летом и немного – больницей, и я, стянув перчатки, обхватила его и с наслаждением вдохнула тонкий успокаивающий запах под недоуменным взглядом горничной.

– Что, Мария? – спросила я.

– Слишком простые цветы для вас, моя госпожа, – чуть сварливо ответила горничная.

Что бы она понимала в цветах.

Я достала телефон – там ожидаемо светилось сообщение.

«Немного радости для тебя».

Я уже переоделась к ужину и расслабленно курила, поглядывая в телевизор. Диктор вещал с серьезностью проповедника, сюжеты радовали позитивом и ударным оптимизмом, и я невольно улыбалась, косясь на яркие цветы.

До тех пор, пока не замелькали на экране кадры из Дармоншира. Ангелина и Люк в какой-то больнице, затем они же – на выставке цветов. Он держит мою сестру за руку, склоняется к ней, улыбается, глядит на нее, сощурившись, что-то говорит журналистам – о, как хорошо я знала этот взгляд и этот голос!

Восхищение в его глазах было неподдельным. И сестра смотрела на него так, как ни на одного мужчину на моей памяти. С приязнью. И одобрением.

Внутри полыхнула злость – я сжала зубы, схватила пепельницу и с яростью швырнула ее в экран. По стеклу побежали трещины, со звоном посыпались вниз осколки, телевизор замерцал и погас, а я вытащила из вазы букет, распахнула окно – сразу в лицо ударило холодом и снежной пылью – и выбросила его. И на ужин не пошла. Побоялась наговорить Ангелине гадостей. Разве она виновата, что я ревную? Безумно ревную. Безумно!

Змей Кембритч как почувствовал мое состояние – завибрировал на столике телефон, взорвался гулкими басами и ритмами, ускоряясь звуками рок-песни «Полночная дорога». Я успела возненавидеть ее, а Люк все не унимался – и я сердито нажимала на «отклонить вызов», пока не разозлилась окончательно и не выключила телефон.

В пятницу после работы Мария передала мне запечатанный конверт. Внутри был плотный лист бумаги с какими-то странными цифрами и знаками. Маленькая визитка, на голубом фоне которой был изображен пушистый белый одуванчик. И подпись «Суббота, 11 утра».

Я раздраженно смяла конверт, поискала взглядом мусорную корзину.

«Неужели выбросишь?»

Я с досадой шлепнула рукой по гладкой поверхности тумбочки. Любопытство, мой вечный спутник, уже просыпалось, мягко шелестело внутри, привлекая в союзники знакомые уже трепет и предвкушение.

«Нет. Конечно нет».

Внутренний голос обидно хмыкнул, но промолчал. А что говорить: и так знаю, кто моя самая большая слабость в этом мире.

Моих скудных познаний хватило, чтобы обнаружить среди знаков где-то виденные магические символы. И я, зажав в руке лист бумаги, пошла к нашей всезнайке.

Алинка была в спортзале – красная, мокрая, подтягивалась на перекладине. С большим, надо сказать, трудом. Увидела меня, выдохнула с облегчением и спрыгнула на пол.

– В понедельник зачет по физкультуре, – пожаловалась она, – а до нормы трех раз не хватает. Десять нужно. И вообще, старалась-старалась, а все равно недотягиваю.

– Все ты сможешь, ребенок, – я постаралась, чтобы голос звучал ободряюще. – Я к тебе за консультацией. Это что такое?

И я сунула ей послание от Люка.