Тёмное пророчество

Голова Нанетт съехала назад. Она отпустила меня, попытавшись поймать собственное лицо, но было слишком поздно: ее голова упала с плеч, звонко ударилась о тротуар и покатилась в сторону, моргая глазами и дергая фиолетовыми губами. Основание головы было сделано из гладкой нержавеющей стали. За ней тянулись обрывки скотча с приклеившимися к ним волосами и невидимками.

– Силы Гефестовы! – Лео подбежал к Калипсо. – Дамочка, – обратился он к катящейся голове Нанетт, – вы своим лицом сломали руку моей девушке! Что вы такое – автоматон?

– Нет, милый, – сказала обезглавленная Нанетт. Ее приглушенный голос исходил не из стальной головы на тротуаре, а откуда-то из-под платья. Над ее воротником, где мгновение назад была ее шея, теперь торчали тонкие белокурые волосы с запутавшимися в них невидимками. – И должна сказать, что бить меня было не очень-то вежливо.

Я запоздало сообразил, что металлическая голова была маскировкой. Точно так же, как сатиры прячут копыта в человеческой обуви, это существо притворялось смертной с настоящим человеческих лицом. Голос исходил откуда-то из живота, что значило…

Колени мои задрожали.

– Блеммия, – проговорил я.

Нанетт усмехнулась. Ее выпяченное туловище зашевелилось под цветастой тканью. Оторвав пуговицы на платье – о чем ни одна благовоспитанная жительница Среднего Запада и помыслить не могла, – она явила нам свое истинное лицо.

Там, где у обычной женщины должен быть бюстгальтер, располагались два огромных выпученных глаза, которые, моргая, смотрели на меня. Из грудины выпирал большой лоснящийся нос. Живот ее рассекал отвратительный рот – блестящие оранжевые губы, зубы, похожие на пустые белые игральные карты.

– Да, милый, – сказало лицо. – И именем Триумвирата вы арестованы!

Все пешеходы на Уэст-Вашингтон-стрит, до этого казавшиеся очень славными, повернулись и зашагали в нашем направлении.

2

Безголовые парни и девы

Не по духу мне Средний Запад

О, глянь, сырный призрак

«Как же так, Аполлон? – могли подумать вы. – Почему ты просто не достал свой лук и не убил ее? Почему не очаровал ее песней и музыкой своего боевого укулеле?»

Да, и лук, и укулеле висели у меня за спиной вместе с колчаном. К сожалению, даже лучшее оружие полубогов нуждается в том, что называется ремонт и уход. Мои дети Кайла и Остин объяснили мне это перед тем, как я покинул Лагерь полукровок. Я не мог просто вынуть лук и колчан из ниоткуда, как делал это раньше, когда был богом. Я не мог сделать так, чтобы по моему желанию в руках у меня появилось прекрасно настроенное укулеле.

Мне пришлось аккуратно завернуть в ткань свое оружие и музыкальный инструмент. В противном случае после полета по дождливому зимнему небу лук искривился бы, стрелы испортились, а во что превратились бы струны укулеле, одному Аиду известно. Чтобы достать их сейчас, мне потребовалось бы несколько минут, которых у меня не было.

Кроме того, я сомневался, что они мне помогут в борьбе с блеммией.

Я не имел дела с этими существами со времен Юлия Цезаря, и с радостью не встречался бы с ними еще две тысячи лет.

Что может сделать бог поэзии и музыки существу, уши которого зажаты под мышками? К тому же блеммии не боятся и не уважают лучников. Эти толстокожие крепыши предпочитают рукопашный бой. Большинство болезней их не берет, а значит, они никогда не просили моей врачебной помощи и не страшились моих чумных стрел. И хуже всего то, что у них нет ни чувства юмора, ни воображения. Будущее их не интересует, а значит, оракулы и пророчества им ни к чему.

Короче говоря, невозможно даже создать существ, менее близких по духу такому привлекательному и наделенному многими талантами богу, как я. (И уж поверьте мне, Арес пытался. Помните гессенских наемников, которых он состряпал в восемнадцатом веке? Брр! Мы с Джорджем Вашингтоном с ними намучились.)

– Лео, – сказал я, – активируй дракона.

– Но я только что запустил энергосберегающий режим!

– Быстро!

Лео потыкал в кнопки на чемодане. Ничего не произошло.

– Я же говорил, чувак. Даже когда Фестус не сломан, если он уснул, его очень трудно разбудить.

«Отлично!» – подумал я. Калипсо склонилась над сломанной рукой, бормоча минойские ругательства. Лео, раздетый до белья, дрожал от холода. А я… ну, я был Лестером. И в довершение всего, вместо того чтобы устрашить наших врагов огромным огнедышащим автоматоном, мы должны были дать им отпор с помощью почти неподъемного железного чемодана.

Я повернулся к блеммии.

– УБИРАЙСЯ, мерзкая Нанетт! – Я постарался изобразить свой прежний голос разгневанного бога. – Только попробуй еще раз поднять руку на мою божественную персону – и я тебя УНИЧТОЖУ!

Когда я был богом, такой угрозы было достаточно, чтобы целые армии обмочили свои камуфляжные штаны. Нанетт же только моргнула карими коровьими глазами.

– А ну не шуми, – проговорила она. Движения ее гротескных губ завораживали. Будто хирургический разрез используют как марионетку. – И вообще, дорогуша, теперь ты больше не бог.

И почему мне все постоянно об этом напоминают?!