Тёмные души

Два дня в неделю я проводил в больнице Святого Николаса, исцеляя людей и проводя плановые операции. От денег за работу отказался. Мне хватало того, что с каждой спасенной жизнью становилось легче дышать, будто исчезала часть неподъемного груза совершенных грехов. Еще день я проводил в обустроенной лаборатории за приготовлением зелий. В том числе и для больницы, но в основном для свободной продажи. Остальные дни скучать тоже не приходилось. В большом густонаселенном городе постоянно что-то происходило, и я с удовольствием брался за любые дела.

Необходимость забирать чужие жизни с появлением темных душ исчезла. Резерв не пустел, замер отсчет оставшихся мне лет, будто я действительно стал бессмертным, как и полагалось прекрасному эльфу из сказки. Но что особенно нравилось – вместе с необходимостью исчезло и желание… Одержимость, которая раньше скручивалась в груди ноющим голодом, больше меня не беспокоила.

От Келебриэль с той стороны океана приходили обнадеживающие новости. Они с Оскарби не спешили и делали все осторожно и грамотно, чтобы Триада, попав в ловушку, уже не выбралась. Но мне казалось, в том, что все шло по плану, была заслуга служителя Освина. У него лучше всех из троицы получалось управлять новыми силами. Уж не знаю, с чем это было связано, но, судя по письмам сестры, – в тренировочных поединках Оскарби теперь выигрывал стабильно половину.

Карел своими божественными силами вообще не пользовался. Как специально их игнорировал. Только в моменты, когда он испытывал сильные положительные эмоции или, напротив, злился, его окружало нечто неосязаемое, но мощное. Я на обучении не настаивал и надеялся, что наступит момент, когда Карелу самому станет интересно узнать, на что он способен.

В ответных письмах я обстоятельно рассказывал, как ухаживаю за чудесным садом Оскарби и что розы, хоть и цветут на зависть всем прочим розам города, все равно скучают по своему хозяину. В небольшой костел Святого Михаэля епископат определил нового служителя. Тоже молодого, едва окончившего семинарию, но амбициозного. С горящими глазами и подвешенным языком. Я знал, что послушать его вечерние проповеди собирается половина квартала – даже не всем хватает места в костеле. А вот к саду новый служитель был равнодушен и позволял мне самому решать, как и что делать с цветами и старой глицинией.

Маленький фиолетовый дом я поддерживал в порядке. Аккуратно сложил вещи Генты в комод, будто она могла вернуться за ними, сдал учебники в отремонтированный корпус университетской библиотеки, разобрал все тетради с конспектами и приключенческие романы, расставил вымытые чашки… Не суждено было сбыться мечте служителя Освина наполнить их все. На могиле рыжей колдуньи я посадил яркие голубые цветы – горечавки – напоминание о том, насколько хрупка жизнь человека.

Снизу раздался громкий плач, и, повторяя за старшей сестрой, тут же захныкал мелкий. Карел как-то легко научился называть детей «дочь» и «сын», пусть таковыми они были лишь на бумаге. У меня так не получалось. Пока дети оставались «девочкой» и «мальчиком». В обобщенно-ласковом варианте – «мелкими».

Нет, я, конечно, заботился о них, укачивал… Для этого, кстати, отлично пригодились темные души, заменив лишнюю пару рук. Я мог спокойно устроиться в кресле у камина с книжкой или вышивкой, а щупальца осторожно покачивали колыбельки или, проявляя самостоятельность, утаскивали детей к себе и, придерживая, катали по воздуху. Мелким это ужасно нравилось – душ они совершенно не боялись и дергали их за кончики. А вот одной нянечке стало плохо, когда она случайно увидела меня в окружении шевелящихся щупалец, которые с удовольствием баюкали Клариэль и Кирстена. Пришлось нянечку уволить, взяв клятву о неразглашении и выплатив крупную компенсацию.

Так что за детей, возникни необходимость, я был готов перегрызть глотку любому негодяю, но каких-то особенных чувств пока не испытывал. Надеюсь, со временем это изменится. Еще и жалеть, может, начну, что не ценил того короткого промежутка времени, пока эти бестии были маленькими.

Удивительно, как резко повернулась моя жизнь за такой небольшой срок! Я искал в этом городе спасения и временного убежища, а нашел дом, семью и самого себя.

Требовательный плач усилился.

– Господин Кериэль! – мученически позвал Руджеро.

Он-то своих уже вырастил и не обрадовался открывшемуся в доме детскому саду.

Я заглотил остатки булки, не разжевывая, сделал пару глотков кахве и, подхватив пяльцы и схему, чтобы на открытом балконе с вышивкой ничего не случилось, поспешил вниз.

Закатное солнце расцвечивало линию горизонта в яркие розово-фиолетовые тона.

Атласный океан был спокоен.