Тёмные московские ночи

Последним из людей, пострадавших от банды Хирурга значился Алексей Волик - герой гражданской войны, одним из первых награждённый орденом Красного Знамени. На склоне лет организовал в Подольске артель по ремонту швейных машин. Железная дисциплина, порядочность и уважительное отношение к простому люду живо сделали артель популярной в небольшом городишке. Чинить свои машинки, в мастерских артели, приезжали жители всего Подмосковья и даже соседних областей. Артель привлекла внимание Хирурга. В один из будних дней банда осуществила вооружённый налёт на контору, где находились артельная касса и несгораемый шкаф. К тому времени бандиты настолько обнаглели, что действовали расслабленно, не ожидали сопротивления, а тут вдруг - седой дед, сидящий за кассой, вдруг выхватил револьвер и принялся лихо палить по уголовникам. В той перестрелке Волик, из наградного нагана, сразил наповал троих мерзавцев и ещё двоих хорошо продырявил, сам правда был ранен в голову и в бедро, очнулся без правого указательного пальца, выручки в кассе нет, сейф открыт, всё вокруг разворочено, разграблено. Убитых и раненых бандиты забрали. Уголовное дело по данному преступлению стало единственным не закрытым и по сей день. С Алексеем Валерьяновичем Воликом в документах получалась неразбериха. В июне 1941 года ему было далеко за пятьдесят - весь израненный, несколько контузий, но он добился встречи в Москве со старым боевым товарищем - маршалом Семёном Михайловичем Будённым и тот помог ему отправиться на фронт. Александр Валерьянович воевал по настоящему, в штабах не отсиживался, командовал батальоном, полком, бригадой, стал полковником. После победы вернулся в родной Подольск. Далее в личном деле имелась запись, заверенная печатью - скончался шестнадцатого августа 1945 года, похоронен в городе Подольск. Однако этот текст кто-то зачеркнул, а ниже одной строчкой дал сыщикам надежду – «запись сделана ошибочно». Далее непонятная роспись и снова печать.

Старцев не верил в бога и был убеждённым атеистом, однако, отправляясь с Бойко в Подольск, он положил во внутренний карман пиджака свежую фотографию, нарисованного портрета Хирурга и просил про себя Всевышнего только об одном - о встрече с живым Алексеем Воликом.

- Читали сегодняшнюю Правду? - разбавил тишину водитель Эмки - пожилой ветеран войны Пётр Степанович.

- Не до газет нам сегодня было, - ответил Старцев, сидящий рядом с ним. - А что там?

- Статейка занимательная пропечатана, про заместителя министра пищевой промышленности Татарской ССР.

- Чем-то отличился?

- Ещё как отличился, сучий сын, представляйте - купил на свои сбережения больше тонны какао бобов, сговаривал с таким же прохиндеем, передал их ему в производство.

- А кто второй прохиндей? - спросил с заднего сиденья Бойко.

- Директор кондитерской фабрики. Он изготовил из них двенадцать ящиков шоколадных конфет и реализовал через местные магазины, а выручку отвёз заместителю министра. Как вам такая схема? Это ж надо до такого додуматься!

- Да вор и обычная сволочь, - заявил Олесь. - Посадить на перевоспитание лет на десять.

Старцев же, со свойственной ему спокойной рассудительностью резюмировал:

- Он преступал закон осознанно, с четким расчетом, поэтому перевоспитывать его бесполезно. Этот фрукт будет воровать всегда и везде, даже на зоне, у таких же зэков.

- И что ты предлагаешь, Иван Харитонович?

- Здоровому обществу гнойники не нужны, раз вышла статья в центральной газете, значит следствие закончено и факты налицо, а потому - справедливый народный суд, пуля и могила без таблички, точка.

Пётр Степанович одобрительно хмыкнул , а Бойко засомневался:

- Не слишком ли круто?

- Самый раз, Олесь. Такой приговор и обществу облегчение, и другим наглядный пример. А ежели мы дадим в борьбе с этой падалью слабину, то сожрёт она нас с потрохами, расползётся, как раковые клетки по всему организму.

Затих, Олесь-то, - сказал Пётр Степанович усмехнулся. - Прикорнул что ли?

Иван оглянулся, тоже растянул губы в улыбке и сказал:

- Которые сутки на ногах, не мудрено.

С левой рукой Олеся было не всё в порядке - там отсутствовали средний и указательный пальцы, а на ладони и запястье пестрели мелкие шрамы. Фронтовой путь Бойко почти полностью повторял нелёгкую военную судьбину Старцева - военное училище, фронт ранение, тяжёлое и долгое извлечение в госпитале, строгая медицинская комиссия, назначение в тыл. Небольшое отличие состояло в том, что Иван начинал службу в пехоте, а продолжил в разведке.