Тёмные птицы

– Я не видел Водяную после обряда. Отец считает, что все прошло успешно, и ее душа больше не покинет тело. Но ее продержат тут еще долго, я уверен.

– Тогда расскажи, как вы спасли ее. Что там было? Как это произошло и где?

Сева оживленно приподнялся, поудобнее взбил подушки за спиной и принялся подробно пересказывать празднование Коляды в Уточкином гнезде, зов, свой полет и все то, что он увидел в логове Темных.

Митя потянулся было к сумке, чтобы в ответ показать кое-что Заиграй-Овражкину и рассказать ему свою главную новость, но входная дверь внезапно скрипнула, и в темном дверном проеме медно полыхнуло пламя длинных волос.

Василиса приветливо улыбнулась, но тут же отвела глаза. Ступая совершенно бесшумно, она прошла мимо кроватей и задержалась только напротив Севы, который помахал ей рукой.

– Привет, Василиса.

– Привет, Сева. Как ты?

Подумав с секунду, он похлопал ладонью по краю кровати, предлагая ей подойти:

– Посидишь с нами?

За все это время Муромец не шелохнулся, он в упор смотрел на девушку, но не мог выговорить ни слова.

– Нет, я… туда… – Она неуверенно указала на ширму. – Мне разрешили проведать ее после… ну… ты знаешь… – И, кивнув на прощание замершему Мите, она повернулась и все так же тихо направилась в другой конец комнаты.

После ее ухода время потекло иначе.

Мите потребовалась целая минута, чтобы прервать наступившее молчание и вспомнить, о чем он собирался поговорить. В груди оглушительно громко бухало сердце, уши горели огнем, хотелось закрыть руками лицо и застыть, превратиться в дерево, в камень, разучиться чувствовать…

– Ты что-то принес? – Вопрос Заиграй-Овражкина вернул его в лазарет.

– А, да. – Митя вынул из сумки карту подземелий, которую нарисовал вместе с сестрой. – Пока вы участвовали в заварушке с Темными, мы с Анисьей тоже не сидели без дела.

– Разгадали тайны тупиков? Чашу Даждьбога? – Сева изменился в лице. Казалось, силы начали возвращаться только от одного этого известия.

– Нет, с Даждьбогом не разобрались. Но Анисья нашла кое-что, что, как она считает, может подействовать на стену в другом тупике – отмеченную Чашей Перуна. Правда, туда мы сможем попасть только с тобой, потому что Финист, стерегущий вход, нас вряд ли пропустит.

– Отлично! Осталось дождаться, когда Жаба разрешит мне свалить отсюда.

– Только нам неизвестно, что там за стеной. Допустим, заклинание сотрет с нее защитные чары, но что дальше?

– Не знаю… Есть идеи?

– Вот что, пока ты валяешься тут и покрываешься пылью, почитай-ка эти книги. – Митя вывалил на кровать содержимое сумки. – Взял из домашней библиотеки. Старинные. Ни черта не разобрать. Я даже не понимаю, что за язык. Короче, литература в твоем духе.

– Спасибо, – усмехнулся Воздушный колдун.

– Анисья везде ищет сведения про Перуна: взяла несколько книг у Рублева и у Романовых. Я же посмотрю, что есть в городской библиотеке, поговорю с работниками. Уверен, разгадка, как всегда, под самым носом.

* * *

В темноте начали вырисовываться ее черты. Матрас примялся и скрипнул: колдунья медленно опустилась на край кровати. Он узнал бы ее и с закрытыми глазами. Волосы не темные и не светлые, взгляд не холодный и не теплый, слова то бегут быстрым ручейком – только успевай ловить, то звучат редко и скупо. Головоломка. Загадка, которой позавидовал бы любой сфинкс.

И сколько ни стремись к свету, к возвышенному, к божественному, один лишь взгляд на ее выступающие ключицы бросает обратно во тьму.

С ее плеча будто случайно сползла тонкая лямка ночной сорочки. К горлу подступил ком, сердце пропустило пару ударов. И когда ее рука требовательно сжала его ладонь, потянула и приложила к обнажившемуся бедру, сдерживаться больше не было сил. Его пальцы скользнули по прохладной коже, покрытой мурашками. Задыхаясь, он целовал девчонку, одной рукой пытаясь избавиться от одеяла, а другой крепко держа свою гостью за талию, – благо, во снах колдуньи ничего не надевали под ночные рубашки, да и вообще неожиданно оказывались безо всякой одежды.

В перерывах между поцелуями она тихонько и сладко вздыхала – это был до оцепенения приятный звук. Да, такой он и представлял ее: чуть испуганной и очень нежной…

Сон, повторявшийся почти каждую ночь вот уже почти две лунных четверти, оборвался на самом интересном: Севе вдруг показалось, что кто-то треплет его за плечо. Он открыл глаза, обнаружил, что лежит, свернувшись калачиком и крепко обхватив руками колени. Под одеялом было душно и темно, и кто-то действительно пытался его разбудить. Сева выбрался на свет, зажмурившись, а когда смог наконец различить перед собой человека, едва не выругался – на него смотрели Полинины глаза, но не с ее лица.

– Доброе утро, – с заметным акцентом произнес Микоэль Феншо. Все эти дни Сева видел его лишь мельком, тот по утрам навещал сестру: бесшумно проскальзывал вдоль прохода и скрывался в другом конце лазарета. – Тебе плохо?

– Что? – удивленно спросил Сева, нахмурившись.

– Я шел к По… и услышал… – Он замялся и помахал рукой, будто подбирая слова, – странные звуки. У тебя что-то болит? Позвать целителя?