Тёмные птицы

– Признаюсь, я и сама боялась, что они как-то на меня подействуют. Ты бы знал, как я волновалась перед первой встречей с этими воспитанниками… Только две девочки из них были обычными колдуньями. А мужская половина – потусторонний и Сирена! Но потом я увидела его… Худенький, я помню, в черном капюшоне, с абсолютно черными глазами – настоящий вороненок. И эти веснушки… По его лицу сразу видно, что он может стать тебе либо самым верным другом, либо врагом. В нем чувствуется холод и беспощадность его предков, но в то же время есть что-то очень живое. Ну а потом, когда он открыл рот и представился, я сразу поняла – и по фамилии и по голосу, – чей он сын.

– И он твой верный друг, я так понимаю?

– Еще бы!

– Значит, колдовство Сирен на тебя подействовало…

Колдунья рассмеялась.

– Послушай… но как же Велес согласилась взять его в Заречье?

– Это было непростое решение для нее, – вздохнула Лиса, перестав смеяться. – Знаю, она долго колебалась. Родословная его семьи требовала, чтобы он проходил Посвящение именно здесь. К тому же все они потомственные целители, и после Посвящения он все равно оказался бы в Заречье, чтобы изучать лекарское дело. Мальчик не виноват в ошибках родителей. Он имел полное право находиться в деревне. С другой стороны… как ты теперь знаешь, он опасен для колдуний, для их силы. Девушки от одного взгляда на него теряют голову. И Велес не могла быть уверена, что он окажется добропорядочным и ни разу не сорвется. Вера Николаевна оказалась перед тяжелым выбором: нарушить обещание, данное старшему Заиграй-Овражкину и рассказать жительницам Заречья о Севином происхождении, чтобы уберечь их; или скрыть его черную кровь и подвергнуть опасности юных девиц. Ведь на всех не наложишь Неразглашение… Да и действовать оно перестает достаточно быстро.

– Как странно! Она выбрала второе, я прав?

– Именно. В конце концов, в жизни мы встречаем только тех людей, которые должны нам встретиться. Которые посланы научить нас чему-то, подарить необходимый опыт.

– Велес решила спрятать ответственность за философией? – рассмеялся Александр. – Так бы она объясняла свое решение разъяренным родителям девушек?

– Ты знаешь, в том-то и странность, неприятность произошла лишь один раз. Все удалось уладить и избежать огласки. Как Заиграй-Овражкин выкручивается в остальных случаях, я даже не представляю. Но он как-то решает эти проблемы сам.

* * *

Дорога постепенно превратилась в каменистую тропку, чтобы каждый путник, цепляясь за камни ногами, лишний раз мог вспомнить, как тяжел был этот путь. Посеревшие и прогнившие листья теперь скрывали от глаз все ухабы и опасные выступы, о которые можно было споткнуться, но Сева шел ровно – он прекрасно знал эту тропинку. Помнил каждую извилинку, хотя бывал здесь крайне редко.

Осень умирала. День почему-то был ясным: бледное болезненное солнце вдруг прорвалось сквозь тяжелое дождливое небо и вновь обогрело землю своими лучами – здесь в Росенике было гораздо суше и теплее, чем в Заречье. Но такая осень, увядающая и истощенная, Севе нравилась гораздо больше, чем ранняя, с ее пышными золотыми облаками листьев и буйным пряным цветением, похожая на агонию умирающего, – за ней все равно неизбежно наступала голая и бесчувственная, как смерть, зима.

Блеклые лучи, словно чьи-то теплые руки, гладили его по голове, и оттого вдруг стало не так тоскливо. Он вынул руки из карманов старой куртки, вместо которой Юля давно предлагала купить ему новую, и дотронулся до высоких, но особо ничем не примечательных ворот – разве что изображение огромного молодого полумесяца на шпиле могло возбудить чье-нибудь любопытство. Пальцы его непроизвольно вздрогнули от прикосновения к ледяному чугуну. Плечи ссутулились, выражение лица было неспокойным – глаза так обреченно вглядывались в пространство перед собой, словно он был потерявшимся ребенком.

Он отворил ворота, над которыми возвышался чугунный полумесяц, пересек черту, отделяющую его от неприятных воспоминаний прошлого, и сознательно шагнул навстречу этим воспоминаниям.

Ему всегда хотелось закрыть глаза, когда он приходил сюда, потому что казалось, что тогда он услышит тихую завораживающую музыку, а потом зазвенит тонкий голос, поющий о прекрасных садах, о лазурном небе, о любви. Голос, который принадлежит ей.

Но он не поддался искушению. Он не закрывал глаза, чтобы не разочароваться, он знал: голоса больше нет.