И когда за Гриндевальдом закрывается дверь, Куинни в отчаянии оседает на пол. В ушах опять звенят крики Якоба — он зовёт её по имени, молит вернуться. Почему она всякий раз слышит это, не может же быть, чтобы он думал о ней круглосуточно?
Хотя ей ведь удаётся круглосуточно думать о нём.
— Якоб, милый!..
***
— Должно быть, я схожу с ума, — говорит Якоб.
Нагини молча смотрит на него, обхватив колени руками. Иногда она в течение нескольких часов не встаёт с этого старого пыльного кресла.
— Вот что за ирония — я ведь Куинни обвинил в сумасшествии, а теперь сам…
Он пытается улыбнуться, но улыбка выходит жалкой, совсем не похожей на прежнюю — открытую и жизнерадостную.
Нагини так ничего и не говорит. Порой Якоб вовсе забывает, что она тоже здесь, в этой комнате. Однако без неё ему некому было бы выговориться. Ньют то пропадает у своих питомцев, то отсутствует дома — Якоб надеется, что частые отлучки связаны с попытками спасти Куинни, но не может предложить свою помощь. Теперь он осознаёт, что все предыдущие приключения были лишь детским лепетом по сравнению с тем, во что они ввязались сейчас. Теперь он осознаёт, как опасно было не-магу лезть в самое пекло, будучи не в состоянии защитить ни себя, ни любимых. Он только обуза, и его участь — коротать дни в этой берлоге, изредка сталкиваясь с измождённой, исхудавшей Тиной или с сочувственной Банти, помощницей Ньюта.
Якоб не хочет ни сочувствия, ни осуждения, а потому с тихой Нагини ему легче всего.
— Крыша точно не на месте, — продолжает он. — Я же не должен читать мысли, верно? Я-то ничего такого отродясь не умел. А теперь — вот, пожалуйста, чудится, будто она меня всё зовёт — Якоб, Якоб! И так жалобно, голосок дрожит…
— Вы не сумасшедший, — вдруг негромко произносит Нагини. — У вас с ней есть связь, вот и всё. Я точно так же слышу Криденса.
— Правда? — вскидывается Якоб. И тут же прикусывает язык: он не знает, как говорить с Нагини о Криденсе, смутно представляет себе их историю и только видит, что она тоже сильно тоскует.
— Правда, — грустно отвечает Нагини. — От этого только тяжелее — чувствовать не только свою боль, но и его.
— И в самом деле… — он удручённо опускает голову.
— Но если бы у меня был выбор — отказаться от этой связи или сохранить её, я бы выбрала второе.
На этот раз они оба умолкают, думая каждый о своём. В первый момент Якоб ощущает внутренний протест — ну уж нет, он бы отказался, он бы прекратил эту пытку: слышать свою любимую Куинни, но не иметь возможности очутиться рядом, спасти её, отмотать время назад, не допустить, удержать! Однако тут же понимает, что полная тишина добила бы его ещё быстрее. Он горько вздыхает и закрывает глаза.
— Якоб, милый!
Её зов раздаётся так явственно, словно она действительно вошла в комнату. Якоб остаётся с закрытыми глазами, потому что не готов столкнуться с реальностью, в которой никакой Куинни, конечно, рядом нет. Он просто тихо зовёт в ответ:
— Куинни, детка…
И по её щеке катится слеза — он почему-то знает это наверняка, пусть Куинни и находится за сотни километров отсюда.
========== Без слов (Ньют, Тина, мимоходом Ахиллес Толливер) ==========
— Что ты здесь делаешь?!
— Это я у тебя должен спросить, Тина!
Только что трансгрессировавший мужчина сверлит её гневным взглядом.
— Разве я обязана отчитываться?
Вместо ответа он обводит глазами дом, внутри которого они оба сейчас находятся. Состояние помещений оставляет желать лучшего — обои расцарапаны, полы заляпаны пятнами, а мебель такая потёртая, что её не приняли бы даже в антикварный салон.
— Быть может, ты соизволишь объяснить мне, почему без предупреждения уехала в Англию? И я должен был поднять все свои связи, чтобы выяснить, где ты скрываешься?
— Я не скрываюсь, и за мной не надо следить! Я…
Их прерывает быстрый топот шагов, и на лестнице появляется всклокоченный Ньют — с привычно закатанными рукавами рубашки, перепачканными неизвестно чем пальцами и взъерошенными волосами.
— Ньютон Скамандер, полагаю, — Ньют кивает, собираясь протянуть незнакомцу ладонь, но спохватывается, сообразив, что нужно сначала хотя бы смыть грязь. Тина слегка морщит лоб, ей странно слышать полное имя Ньюта. — Я Ахиллес Толливер.
Улыбка Ньюта мгновенно гаснет. Он растерянно всматривается в новоприбывшего: высокий, широкоплечий, с массивным подбородком и холодным неприязненным взглядом. Толливер кажется Ньюту типичным мракоборцем, одним из тех, о ком он нелестно отзывался в своей статье.
— Чем могу быть полезен?..
— Сомневаюсь, что хоть чем-то, — резко отвечает Толливер. Тина сразу же вспыхивает:
— Послушай, Ахиллес, ты не имел никакого права вот так вот врываться и…
— Что значит «не имел»? Хочешь сказать, что можешь жить в доме какого-то магозоолога, не потрудившись обсудить происходящее со мной?
— Именно так. Я тебе ничего не обещала.