Тёмный гном

— И я даже благодарен тебе, Шмитти! Ибо без страдания, без смерти я бы не сумел познать совершенство структуры, глубину истинной волшбы, ее склонность к самоорганизации. Что я сделал? Немного, лишь добавил, направил это стремление к созданию единства движения и покоя, энергии и массы, воли и покорности.

Скрежетнули скрепы клинков и рукоять, и сфера раскрылась, как диковинный металлический цветок. Ее нутро перестроилось и выпустило из себя «семя»: Головоруба, плавно перелетевшего в руку кузнеца. Железные пальцы сомкнулись на черном топорище, и проклятая секира отозвалась сладострастным звоном. Сфера вновь сомкнулась.

Ярость клокотала мокротой в горле, раздвигала кости черепа, словно искала выхода наружу, но Шмиттельварденгроу терпел, сдерживал ее из всех сил, загоняя точащую его боль предательства поглубже. Столько лет они были вместе, но, видимо, в последнее время он стал для Головоруба слишком мягок, ленив и мирен. Кровь, война и боль — все, чего секира желала, он уже не мог дать. Чего уж тут удивляться? Однако, легче от этого не становилось. Головоруб был почти разумен, и он избрал нового хозяина. И даже если секира вернется обратно в руке аттаурана, она уже не сможет служить ему, как раньше.

Шмиттельварденгроу резко остановился и выбросил вперед руку вместе с зажатым в нем заклятием. Облако, словно состоящее из черных мотыльков, быстро расширилось и накрыло Доннермагнустру. И чтобы избавиться от него, ему потребовалось лишь отмахнуться. Однако, облако лишь раздалось под ударом секиры и вновь сомкнулось, перекрывая ему обзор.

В нем не было ничего убийственного, лишь небольшая иллюзия, слабенькая, однако, надоедливая. И, чтобы справиться с ней, голему пришлось замедлиться, обратиться к силе Источника, зачерпнуть с лихвой и почти голую энергию швырнуть в сердце облака. Черные мотыльки вспыхнули алыми искрами и исчезли. На все потребовалось какие-то доли мгновения, однако, и их хватило цвергу. Тот сорвал бомбу с пояса, поджег фитиль и швырнул ее под ноги Доннеру. И, когда он расправился с заклинанием, она оказалась прямиком под ним. Шмиттельварденгроу позволил себе самодовольную ухмылку и нырнул за стол, надеясь, что тяжелая дубовая столешница, защитит его от взрывной волны.

Горячая волна лизнула его в затылок и обрушила стол на бок, на пол посыпались склянки и инструменты, вспыхнули и разлетелись огненными сгустками бумаги, исчерканными угловатыми цвергскими рунами. Наверняка, что-то ценное, и понимание этого согрело Шмиттелю душу.

Взрывом разметало всею центральную часть пещеры, и ее теперь заливал тусклый багровый отсвет огня, охватившего лабораторию: горели разбитые склянки, взорвалась, вывернув свое нутро алхимическая печь, обломки столов и перевернутых полок горели, охваченные невысоким, но жарким пламенем с примесью какой-то ядовитой химии — в воздухе явственно ощущалась едкая горечь, от которой саднило и жгло горло. Шмиттельварденгроу закашлялся в кулак, и на руке остались брызги чего-то черного. Он сплюнул на пол и нашел взглядом Джалада.

Голова джаффца показалась над перевернутым столом. На щеке красовалась черная полоса копоти. Его взгляд встретился с глазами гнома, и пиромант кивнул: теперь огня ему хватало на то, чтобы прикрыть цверга.

Взрывом загасило если не все, то большинство свечей, и в пещере, несмотря на многочисленные горящие алхимические смеси, стало гораздо темнее, подступили пляшущие тени, в багровом отсвете скрадывались движения и глаз то и дело цеплялся за очертания обломков, казавшихся скрючившимися фигурами. Теперь в полутьме стало ясно, что глобула Источника, кроме всего, еще и светиться: несильным, но явственным серебром, облачком с металлическим отсветом, окружавшим ее поверхность.

Обломки зашевелились и черная смутная фигура, окруженная черной взвесью пыли, поднялась из них. Раздался лязг металла, когда она вновь двинулась к Шмиттельварденгроу. Багровое пламя взвилось ввысь, лизнуло неровный потолок и осветило бугристые сочленения доспехов.

— Ты разочаровал меня, Шмитти! Огненный порошок сыновей Труна? Неужели, это все, на что способен? Я так и знал, что без моей секиры, моего детища — ты ничто, ничтожный аттауран ничтожного Симгара!

Шмиттельварденгроу до скрежета сжал зубы, заточенные резцы сомкнулись с кровожадным лязгом: Доннермагнустру зря времени не терял и знал, как он выжил в Темной войне. Симгар, последняя крепость темного народа, сдался без боя, а его аттауран бежал в ночи, бросив луноцветные знаки различия: витую перевязь и скипетр владетеля.

Но это были всего лишь слова. Сегодня они уже ничего не значили, и Шмиттельварденгроу уже больше не был тем аттаураном. Он научился доводить дела до конца. Вновь отыскав Джалада, он жестом приказал ему помедлить, выглянул и увидел все приближающуюся грозную фигуру мага-кузнеца, закованную в неразрушимую броню. Огонь обрамлял его достойным фоном, мрачным и торжественным.

Ну, почти неразрушимую.