Тёмный гном

Ухоженные поджарые рысаки вместо нескладных мохнатых лошадок. Яркие попоны и мелкая вязь кольчуги на мощных крупах. На всадниках странный доспех, состоящий из сотен отполированных чешуек, — тело облегает, как вторая кожа. Покачивались в воздухе сотни ярких плюмажей на вершинах остроконечных шлемов с длинными и острыми наносниками, закрывающими чуть ли не пол-лица. Длинные и широкие листовидные наконечники копий наклонены вперед.

Острый стальной клин, как нож в расплавленное масло, вонзился в толпу ополченцев, сминая и разделяя ее на две части. Крики боли и ужаса вспороли воздух, чудовищный лязг сталкивающегося металла резанул слух.

— Где дружинники? Они должны были их остановить! — высокий, полный отчаянной надежды голос откуда-то сбоку. Кажется, это кричал молодой веснушчатый паренек с окровавленным лицом и в рассеченной кольчуге. Мелко дрожало копье в грязных руках.

— Нету уже дружинников, — пробормотал Кранг.

— Нету?! Как нету?! Где паладины?

Кто-то обернулся, вглядываясь назад, где раньше сверкали застывшими статуями из расплавленного металла ровные ряды гвардии Ордена Света, да металось на ветру тяжелое, шитое золотом и серебром королевское знамя. Там ничего не было. Паладины, развернувшись, уходили, перед ними маячил королевский ястреб, а позади — тянулся уцелевший обоз.

— Король бежал!

— А-а! Ратуйтесь, хлопцы!

— Дерржать строй!!! — Но как-то слишком неуверенно: скорее больше по привычке, чем по необходимости. — Ах, в Бездну все! Отступаем!!!

— Спасите!!!

Ополчение покачнулось, подалось сначала вперед, гремя оружием, и отхлынуло назад. Мигом войско превратилось в обезумевшую толпу.

Паника накрыла черным крылом всех, без исключения. Животный страх за свою жизнь, чувство локтя, сумасшествие спасающихся — все навалилось удушливой волной на Джеремию. Толпа врезала сапогом по печени, втоптала в землю, прошлась тяжелой подошвой по спине, размолотила в щепы древко, все еще стиснутое в руках, подхватила неистовым ураганом с землю и швырнула дальше.

А сзади с торжествующим улюлюканьем неслись степняки, рубили и кололи убегающих, арканы выхватывали из стада, в которое превратилось ополчение, людей и швыряли под копыта своих коней. Сзади неслись стрелы, разя в спины и задницы. Стальной клинок степной гвардии уверенно резал толпу на две части: одна — между молотом и наковальней вражеской армии, вторая… Второй дали шанс, но ненадолго. Как только расправились с первой половиной, степняки повернули и против остальных.

Это была бойня — ничего больше. Глазастик бежал изо всех сил, шныряя между топчущихся лошадей и падающих ополченцев. Чудом уворачиваясь от летящих стрел и стальных молний копий.

Еще чуть-чуть и еще. Дыхание рвало раскаленной кочергой грудь, ноги одеревенели, и гоблин уже совершенно не чувствовал, как он их переставляет. В глазах — багровый туман, и бьется в голове пойманной птицей душа.

Он не бежал, а просто медленно плелся, едва переставляя ноги. Огромные ступни заплетались, цеплялись одна за одну, руки повисли бесчувственными плетьми. Еще один бесконечный по счету шаг — ноги подогнулись, и Джеремия рухнул в пыль. Перевернулся на спину. Ему было просто все равно: он устал настолько, что уже просто было наплевать на поганых степняков. Скорей бы они пришли, да прекратили мучения.

Он перевернулся и вместо оскаленных степняцких рыл увидел звезды, огромные, сияющие и завораживающие. Просто звезды…

5.

Он лежал в траве и смотрел на небо. Звезд больше не было, а только лишь опрокинутое бледно-голубое дно огромной чашки. Даже небо в степи казалось пыльным — так и тянуло наслюнявить палец и провести по грязи. Авось, да проступит пронзительно-яркая полоса истинного цвета.

Осознание того, что он все еще жив, пришло к Джеремию лишь после этого дурацкого желания. Потом нахлынула радость. Дикое, необузданное счастье. Хотелось прыгать и плясать, орать во все горло и смеяться до колик в животе. Слава Свету, но сил на все это просто не осталось.

Глазастик лишь тихо застонал, перевернулся набок и попытался подняться, опираясь на руки…

Что-то тяжелое опустилось сверху и снова прижало его к земле. Тихий голос, что пах гнилыми зубами, старым луком и кровью раздался совсем рядом:

— Тихо, зеленка, не шевелись! А то спугнешь свою удачу.

Внутри все похолодело, желудок сжался и подпрыгнул куда-то к горлу. Джеремия медленно повернул голову.

Совсем рядом, спрятавшись за павшей лошадью, лежал Гернор и самодовольно лыбился.

— Тебе везет, — прошептал он. Из-за шрама и улыбки его физиономия перекосилась еще больше, став совсем уродливой. — Вот я и решил отхлебнуть из твоей чаши со счастьем. Теперь тихо — степняки за последний час прошли здесь дважды. Могет еще подтянуться. Подождем темноты — потом двинемся.

— Куда? — выдохнул Глазастик, косясь на ополченца.

— А дхар его знает! Могет на север, к Горгонаду. Думаю, возвращаться в Эратию смысла нет… Заткнись — кто-то идет!

Наверное, Гернор сам себе приказал замолчать, потому что за весь разговор гоблин сказал лишь одно слово. Да что там сказал — выдохнул на пределе сил.