Тёмный карнавал

— О чем ты? — рассмеялась Норма. — Я за тебя переживала, только и всего. Давай поторапливайся. Уже девять. А что у нас с телефоном?

Он замер.

— С телефоном?

— Розетка, похоже, сломана. Может быть, стоит вызвать мастера?

Он посмотрел на лежавший на ковре телефон и покачал головой:

— Не надо.

В полдень у себя в кабинете он достал из кармана измятый клочок бумаги.

— Чувствуешь себя последним идиотом… — пробормотал он и набрал тот же номер.

После двух гудков раздался голос оператора: «Набранный вами номер больше не существует».

— Не существует?!

В тот же миг заработал факс.

PL4-4559.

Ни подписи, ни обратного адреса.

Он позвонил Смиту.

— Ну и сукин же ты сын, Смит! Во что ты меня втянул!

— Этот только начало, — ответил Смит, торжествуя. — Старый номер уже не работает. Годится только на один раз. Попробуй позвонить по новому. Мы можем встретиться в ресторане.

— Ублюдок! — крикнул Конуэй и повесил трубку.

— Можешь называть меня сукиным сыном, — довольно усмехнулся Смит. — Садись. Вот тебе мартини. Возьми соломинку.

Конуэй перегнулся через стол, сжав кулаки.

— Садись-садись.

Конуэй сел и разом выпил свой мартини.

— Вон мы как пить хотим! — усмехнулся Смит. — Ну, расскажи обо всем папочке. Выкладывай. Признавайся.

— Не будет тебе никаких признаний.

— Хорошо. Но что-то почти произошло? Ты виновен или сохранил невинность? Или просишь пощады?

— Заткнись! — буркнул Конуэй. — Пей свой джин.

— Именно это я и делаю. Праздную успех.

— Успех?

— Насколько я понимаю, тебе стал известен новый номер, не так ли? Старый ты получил бесплатно. Если же ты наберешь новый номер, тебе придется выложить за это пятьдесят долларов. Завтра номер сменится еще раз, и стоить он будет уже не пятьдесят, а двести долларов.

— Но почему?

— Тебя зачаруют. Ты попадешься на крючок. Не сможешь остановиться. На той неделе номер будет стоить уже восемьсот долларов. И ты их заплатишь.

— Ни за что на свете! — воскликнул Конуэй.

— Тебе просто не останется ничего иного. Невинность ничего не стоит. За грех же приходится платить. Когда Норме станет известно состояние твоего банковского счета, будет уже поздно.

— Ничего подобного со мною не произойдет!

— Поздно, ты уже одержим, как когда-то Жанна д’Арк. Та тоже слышала голоса.

— Это были голоса ангелов, а не телефонных шептунов!

— Верно, но это ее не спасло. Официант! Принесите нам еще по мартини! Согласен?

Конуэй отрицательно покачал головой.

— Что это ты так нервничаешь? — спросил Смит. — Мы только-только сели обедать, а ты…

— Ты мне так ничего и не объяснил! — в сердцах воскликнул Конуэй.

— Ну хорошо. Ты готов слушать?

Методично расчерчивая скатерть ножом, Смит начал рассказ.

— Надеюсь, тебе известно, что под Лос-Анджелесом находится система дренажных туннелей? Они спасают город от затопления во время дождей.

— Разумеется, я знаю об их существовании.

— Если ты откроешь любой смотровой люк — такие люки есть на каждой большой улице, — ты попадешь в систему туннелей протяженностью в двадцать миль, которая, как ты сам понимаешь, идет к морю. В засушливые годы эта система больше похожа на пустыню. Когда-нибудь я обязательно повожу тебя по ее закоулкам. Ты меня слушаешь?

— Продолжай.

— Минуточку, — Смит сделал большой глоток мартини. — Представь, что ровно в три часа ночи двери всех домов откроются и из них на улицы выйдут, как тени, люди среднего возраста, откроют люки и направятся к далекому морю, которого пока не слышно. Но чем ближе будут они к нему подходить, чем больше будет этих теней, скользящих под городом к морю в три часа ночи, тем явственнее будут слышны вдохи и выдохи, шепот и вздохи в темноте, и свет им будет не нужен, жар от их разгоряченных лиц будет освещать им стены туннеля, и они пройдут все новые и новые туннели под домами, а город будет спать, не подозревая об этой гигантской волне теней, хлынувшей к теплому морю, бормочущей, томящейся, тоскующей по любви — к чему? Эдакий безумный Интернет из плоти и крови.

— Интернет — нет. Безумный — да.

— Но это происходит на самом деле! Это не компьютерный фильм. Темная, голодная, мятущаяся, бормочущая масса, стремящаяся к дальнему берегу ночи, туда, где не светят ни луна, ни звезды, где лениво плещется горячее море, обжигающее раскаленными волнами тех, кто стоит на берегу.

— Но им-то это зачем?

— Ты спрашиваешь зачем?! Они бросаются в эти горячие воды, стремясь забыться, мечтая утонуть в них навеки! Вдох-выдох — ты слышал! Ты придешь. Твои волосы встали дыбом, во рту у тебя то холод, то ты задыхаешься в пламени, так?

— Нет!

— Ты лжешь!

— Нет, я говорю правду, — покачал головой Конуэй. — Но кому принадлежали эти голоса?

— Не находящим пристанища либидо, снедаемым страстью маньякам, одержимым одной и той же навязчивой идеей…

— Чего же они хотят?

— Они хотят быть вместе. — Смит помешал свой напиток мизинцем, — Хотят слиться воедино.

— Каким образом?

— Неужели ты этого не понял? Они хотят стать составной частью этой гибнущей души, хотят ввергнуть себя в океан страсти. Ты когда-нибудь читал Торо?[84] Он говорил, что большинство мужчин в глубине души терзаются безысходным отчаянием.

— Печально.