– Осознал, да не все. А вот я точно кое-что осознал. Осознал я, Владик, совершенную ошибку в твоем воспитании. Полгода ты, паразит, на моей шее посиживал, а я данное непотребство дозволял. И погляди на себя! Хилый, немощный, трусливый, ни к чему не приспособленный. Ну, уж теперь-то я иную политику поведу. Теперь я из тебя человека сделаю. Да не просто человека, а настоящего человека. Начнем с наращивания мышечной массы и укрепления здоровья, для каковых целей более всего подходит потогонный физический труд без выходных, отгулов и декретных отпусков. А как окрепнешь настолько, что перестанешь от дуновения ветра с ног валиться, тогда перейдем к следующим стадиям. Я тебе о них ничего наперед рассказывать не буду. Пусть они станут для тебя сюрпризом. Но поверь на слово – там много чего интересного запланировано.
В этом Владик даже не сомневался. Сомневался он в ином – в том, что сумеет благополучно дожить до следующих стадий. Ведь он в первой стадии пребывал всего пять дней как, а уже чувствовал, что смертный час его вот-вот пробьет. Утешало лишь то, что Цент хоть и эксплуатировал его нещадно, но зато и кормил по-человечески. Впрочем, Владик согласился бы на сокращение пайки, если бы оно повлекло за собой снижение трудовой интенсивности. Но так уж вышло, что его мнением никто не интересовался. Все решал Цент. За всех.
Изверг теперь был не просто пришлым бродягой. После победы над силами зла, его единогласно признали лидером, и слушались во всем. Авторитет Цента был столь велик, что к нему обращались с любой просьбой и с любым делом, вплоть до самой последней ерунды, что поначалу льстило герою девяностых, но потом порядком надоело, и он назначил себе двух заместителей, Андрея и Алису, дабы те приняли на себя большую часть нагрузки. Себя же бывший рэкетир берег для судьбоносных решений и вопросов глобального характера, как и подобает верховному вождю. К тому же теперь он мог смело тратить освободившееся время на эксплуатацию Владика, ибо считал, что программист нуждается в его личном надзоре.
Несмотря на всю грандиозность штурма, Цитадель пострадала далеко не так сильно, как показалось. Она, разумеется, нуждалась в основательном ремонте, но его вполне возможно было осуществить подручными средствами, так что все силы поисковиков стало возможным бросить на добычу съестных припасов. А те требовались, поскольку почти все население крепости оказалось живо, и хотело кушать. При штурме полегли всего пятнадцать героев, да и те оказались случайными жертвами, поскольку возглавляемые Легионом мертвецы ставили своей целью не убить людей, но взять их в плен живыми. Все пленники некроманта были обнаружены отрядом героев в его подземельях, в специальных коконах, которые продолжали функционировать даже после уничтожения их творца. Пришлось изрядно попотеть, чтобы извлечь сотни людей из их узилищ, после чего те долго приходили в себя, прежде чем смогли передвигаться самостоятельно. Когда же вся эта толпа вывалилась из подземелья на поверхность, их очам предстала странная и пугающая картина. По всему скотомогильнику бестолково бродили как обычные зомби, так и конструкты Легиона. Видимо, они прибежали сюда на зов своего повелителя, но так и не успели прийти ему на помощь. Теперь же, лишившись разумного контроля, они превратились в обычных безмозглых монстров, безусловно, опасных, но уже не представляющих собой ту неодолимую силу, в которую их превращало руководство некроманта. И все же толпа безоружных, ослабленных после пребывания в коконах, людей, могла бы стать для них легкой добычей, но тут вперед вышел Цент, вытащил из-за пояса мистическую секиру духов, и взялся за дело. Мертвецы падали от одного прикосновения божественного топора, их даже необязательно было рубить, хватало легко тычка. Но Цент все равно рубил. Кромсал, отсекал головы и конечности, ибо находил в этом великое удовольствие. Как дровосек сквозь чащу, он прорубил людям путь сквозь толпы зомби, и повел их обратно, в Цитадель. Рядом с ним вышагивала Алиса и пучимые гордостью берсеркеры, ощущающие себя грандиозными героями. Машка тащила на себе Андрея, что еще не успел отойти от пребывания в коконе, и непрерывно расписывала кавалеру их будущую совместную жизнь. Парень невпопад кивал, соглашаясь на все и несказанно радуясь тому, что жив.