Тёмный прилив. Часть II: Руины

Корран прикрыл за собой дверь и привалился к ней спиной. Закашлялся, из-за чего тут же дала о себе знать боль в боку. Он уже прошел два из трех сеансов бакта-терапии, которые определили для него меддроиды, и чувствовал себя значительно лучше. Рана, полученная в поединке, постепенно затягивалась.

Впрочем, он стоял, облокотившись на дверь, отнюдь не из-за переутомления: просто он хотел как можно дольше оттянуть тот момент, ради которого явился в эту скромную в размерах и убранстве комнату. Еще тяжелее дался ему тот путь, который он проделал сюда из медицинского отсека «Ралруста». Постоянно сталкиваясь в узких коридорах с одинокими иторианцами, он не мог отделаться от чувства вины за все, что произошло с их родной планетой.

Их тоска хорошо улавливалась в Силе. После ранения Корран погрузился в джедайский транс и почти сразу был помещен в бакта-камеру. Там он и пребывал, практически без сознания, когда юужань-вонги атаковали Итор. Лежа в бакте, он чувствовал, как все на планете вымирает, как будто кто-то одну за другой гасил в небе звезды.

Он уже выбрался из бакты, когда загорелась атмосфера. Сперва на него накатило потрясение, которое испытал экипаж «Ралруста», затем волна скорби, пришедшая из далеких летучих городов. Матерь Джунглей, живая сущность, сотворившая и взрастившая иторианцев, сущность, которую они любили и служению которой посвятили всю жизнь, погибла. Сквозь иллюминаторы кораблей они смотрели, как вокруг планеты полыхает атмосфера, точно солнечная корона, оставляя после себя лишь пепел и головешки.

Наконец волна ужаса и скорби отступила, оставив в сердце Коррана пустоту — такую же, как в тот день, когда... Он бросил взгляд на юужань-вонгскую раковину, лежащую на койке в его крошечной каюте. Наконец джедай пересилил себя, шагнул к ней и упал на колени. Он коснулся ладонью живого замка и поморщился от боли, когда иголка ужалила его в палец, забрав немного крови.

Раковина медленно раскрылась. Биолюминесцентная ткань отбрасывала на кости Элегоса бледно-зеленый свет. Искорки играли на драгоценных камнях, заменявших ему глаза, но в этих имитациях не было ни капли жизни. Скелет Элегоса обжег его острым проницательным взглядом, но, хотя Корран очень надеялся, он так и не смог уловить даже намека на улыбку на безмятежном лице каамаси.

Запустив руку за пазуху, кореллианин вытащил на свет маску Шедао Шая, стер с нее пыль рукавом и осторожно положил на скрещенные колени Элегоса.

— Твой убийца мертв.

Корран хотел сказать больше, но губы отказывались повиноваться. Сияющий образ каамаси задрожал перед глазами, и он спрятал лицо в ладонях, дав волю слезам.

Размазав соленую влагу по лицу, он все-таки взял себя в руки, сделал глубокий вдох и снова заговорил:

— Предполагалось, что его смерть станет для Итора вестником спасения. Но все обернулось по-другому. Я знаю, ты пришел бы в ужас, если бы посчитал, что я убил его в отместку за твою смерть. Все было совсем не так. Я убил его ради жизни Итора.

Позолоченный скелет Элегоса по-прежнему обжигал его взглядом, безжалостным и беспощадным.

«Тебя ведь не так легко одурачить, не правда ли, мой друг?» Корран отвел взгляд в сторону, будучи не в состоянии больше смотреть в мертвые глаза Элегоса.

— Все ради Итора. Именно это я пытался доказать самому себе. Доказать это всем остальным. Я сумел заморочить всем головы искренностью своих побуждений, так что в меня поверили. Нет, одного человека я, видимо, так и не смог провести. Только не мастера Скайуокера. Он единственный знал всю правду, но он хватался за любую спасительную соломинку, которая могла помочь сохранить Итор.

Он опустил взгляд на правую руку и вновь почувствовал вес рукояти светового меча:

— Но я почти убедил себя, почти... пока не наступил тот злосчастный момент. Я погасил клинок, и Шедао Шай потерял равновесие, а его оружие крепко воткнулось в землю. Я плотно прижал рукоятку меча к его животу...

Голос Коррана дрогнул:

— Это была всего лишь доля секунды, но я колебался. Не потому, что считал сохранение любой жизни своим священным долгом, а убийство — худшим из зол. Нет... Я хотел, чтобы Шедао Шай знал, что он мертв. Чтобы он увидел, как вся жизнь проносится перед глазами. Чтобы хорошенько рассмотрел ее. Очень, очень внимательно рассмотрел. Чтобы понял, что все было впустую.

Руки Коррана непроизвольно сжались в кулаки, и он в бессильной злобе саданул себя по бедрам. Затем он растопырил и напряг пальцы.

— За это единственное мгновение я обесчестил все, ради чего ты принес себя в жертву. Я предал тебя. Предал джедаев. Предал себя. — Его вздох эхом прокатился по всем углам небольшой комнатки. — В это единственное мгновение я переступил черту. Я был на темной стороне.

Корран пересилил себя и поднял глаза, встретившись с полным бесстрастия взглядом Элегоса: