Тёмный Принц

   - Да уж, думаю, понимаешь, - тихо сказал Гефестион, следя своими темными глазами за ее взглядом. - Когда Царь получил твое письмо, он попросил меня приехать к тебе, чтобы... поблагодарить тебя за всё, что ты для него сделала. Он дал мне два указания. Оба разные, однако я начинаю понимать, в чем их смысл.

   - Каковы же эти указания?

   - Сначала мне было сказано, чтобы я доставил тебя к нему.

   - А второе?

   - Ну, второе представляет для меня задачу. Может, ты могла бы мне помочь с решением?

   - Если только это в моих силах, - сказала она.

   - Как я и говорил, существует два Александра, и каждый дал мне свое отдельное указание. Чьему же приказу мне последовать? Велению друга... или того, кого я боюсь?

   - Всегда разумно, - осторожно сказала Аида, - тщательно выполнять приказы людей, которых боишься. Ведь друг может простить тебя. А тот, второй, не простит.

   Гефестион кивнул. - Ты очень мудра, госпожа. - Подавшись вперед, он взял ее за руки и усадил рядом с собой на парапет. - Мудра и красива. Я последую твоему совету.

   - В таком случае наши отношения получили хорошее начало, - сказала она, выдавив из себя улыбку.

   - Да, - согласился он, - и кончились тоже хорошо.

   - Кончились? - у Аиды пересохло во рту, и она вдруг ощутила подступающий страх.

   - Да, госпожа, - прошептал он. - Ибо, видишь ли, мой друг велел привести тебя к нему. А другой Александр велел мне тебя убить.

   - Этого не может быть. Я его верная рабыня, и была ею всегда. Он бы не приказал меня убить. Ты ошибаешься, Гефестион. А теперь, отпусти меня. Мне надоела эта чепуха.

   - Похоже, ты права, - ответил он ей. - Порой так трудно их различить. Но в Пелле ты помогла ему убить младенца; ты убедила его съесть детское сердце. Не думаю, что моему Царю нужны твои советы.

   - Послушай... - начала было она. Но Гефестион схватил ее за ноги и столкнул с парапета.

   Аида почувствовала, как соскользает со стены.

   Далеко внизу ее поджидали острые камни, и крики ее эхом разнеслись над деревушкой.

  

***

   Гефестион, перегнувшись через парапет, наблюдал, как падала Аида - тело по спирали летело вниз, вопли женщины уносил ветер. Она показалась македонцу огромной воронихой, в черных одеждах, развевающихся подобно сломанным крыльям. Он смотрел, как она ударилась о камни, услышал, как оборвался крик, затем увидел, как стая чаек закружила над ней, и их белые фигуры постепенно покрыли собой ее черные одежды.

   Отступив, он глубоко вздохнул. Никогда раньше он не убивал женщину, однако не чувствовал угрызений совести. Ее зло было почти осязаемо, и он внутренне содрогнулся, когда прикоснулся к ней.

   Он сказал ей правду, по крайней мере, отчасти. Александр признался, что опасается ее и хотел бы, чтобы она умерла - но позже, уже чужим, холодным голосом, приказал доставить ее ко двору. На протяжении двух лет после кровавой бойни при Иссе Александр часто говорил о своих страхах, о темной силе, глодавшей его душу изнутри. Гефестион знал больше тайн своего Царя, чем кто-либо другой, - даже Парменион, который командовал второй Македонской армией и редко виделся с Александром.

   Александр доверялся именно Гефестиону, и именно Гефестион мог знать, в какой момент Темный Бог близок к своему носителю. В такие моменты голос Царя становится холодным, глаза - отстраненными. А затем он успокаивался...

   Как в ту ночь в захваченном городе Персеполь, когда он повел пьяную ораву факелоносцев, чтобы уничтожить одно из величайших чудес света, великолепно вырезанный из дерева храм Ахура Мазды, в котором хранились работы пророка Зороастра. Гефестион стоял в стороне, пораженный, когда Александр обливал маслом деревянные дощечки, на которых были золотой клинописью записаны слова пророка.

   Двадцать тысяч табличек, наиболее сокровенное достояние персидского народа, было уничтожено в ночь бесчинств, пляшущее пламя охватывало деревянные изразцы, веками хранимые под солнцем Персии.

   На следующее утро Александр ничего этого не помнил.

   Потом была Ночь Копья.

   Когда поздней ночью пир в царском шатре подходил к концу, кавалерийский военачальник, Клейтус, спросил Царя, почему тот переоделся в персидские одежды и настаивает на персидском обычае, чтобы его подданные простирались перед ним ниц, целуя землю у него под ногами.

   Александр был раздражен этим вопросом, ибо при том присутствовало несколько персов, а Гефестион знал, что, хоть Царь и не любил этого обычая, он старался вести себя как Персидский монарх, чтя их традиции. Но он никогда не требовал от своих македонских офицеров - или от кого-либо из греков - простираться перед ним ниц.

   Клейтус был пьян и расстроен тем, что его попросили сесть подальше от места одесную Царя, которое занял персидский военачальник.

   Гефестион пытался оттащить Клейтуса подальше от стола, предлагая ему вернуться в свой шатер и проспаться, но старый кавалерист оттолкнул его и заковылял к Царю, крича: "Я служил твоему отцу, зарвавшийся ты щенок, и мне никогда не надо было целовать ему ноги. Будь я проклят, если стану целовать твои!"