Тёмный Принц

   - Весьма лестный комплимент, - сказал Парзаламис, встал из-за стола и прошел к открытой двери, встал там и стал смотреть в сторону западных холмов. Мотак остался сидеть на скамье, но наблюдал взглядом за разодетым в шелка персом. Ну и одежды! - подумал он. К чему нужна такая роскошь? Парзаламис носил широкие штаны из синего шелка, подпоясанные серебряным шнуром, на который были нанизаны маленькие жемчужины. Рубаха была тоже шелковой, но цветом напоминала свежие сливки, на груди и спине красовалась золотая вышивка в форме головы грифона - полу-орла, полу-льва. Плаща у него не было, но тяжелый кафтан из крашеной шерсти был небрежно отброшен на скамью. Взгляд Мотака упал на его сапоги. Они были сделаны из кожи, какой он никогда еще не видел, слоистой и неровной, но с таким блеском, что вызывала желание протянуть руку и прикоснуться.

   Парзаламис повернулся и подошел обратно к своему месту. Богатый персидский парфюм ударил Мотаку в ноздри, когда купец пересекал комнату, и тот рассмеялся. - Что тебя так развлекает? - спросил его гость с напрягшимся лицом.

   - Да тут не развлечение, а неудобство, - мягко ответил Мотак. - Хоть я и счастлив видеть тебя здесь, твое великолепие заставляет меня чувствовать, будто я живу в свинарнике. Я вдруг вижу все трещины в стенах и замечаю, что полы неровные.

   Перс успокоился. - Ты смышленый человек, фивянин. И твой язык быстрее гепарда. Итак, я купил твоих коней, а теперь перейдем к более серьезным материям. Каковы планы Филиппа?

   Опустив ноги со скамьи на пол, Мотак повторно наполнил свой кубок. - Парменион уверяет меня, что он по-прежнему защищает собственные границы от своих врагов. Царю Царей бояться нечего.

   - Царь Царей ничего не боится! - прошипел Парзаламис. - Ему всего лишь любопытен его вассальный царь.

   - Вассальный? - изумился Мотак. - Насколько я понимаю, Филипп не отсылает дань в Сузы.

   - Это не важно. Вся Македония - это часть великой империи Царя Царей. И то же самое можно сказать об остальной Греции. Афины, Спарта и Фивы - все они признают верховенство Персии.

   - Если Македония и в самом деле вассал, - сказал Мотак, осторожно подбирая слова, - тогда действительно странно, что фокейцы выплачивали армии жалованье персидским золотом, в то время как всем было известно, что эта армия выступит против Филиппа.

   - Вовсе нет, - ответил Парзаламис. - Генерал Ономарх переправился в Сузы и преклонил колени перед Царем Царей, дав клятву верности империи. За это он был вознагражден. И не будем забывать, что это Филипп первым выступил на фокейцев, а не наоборот. И мне не нравится эта идея насчет обороны границ. Когда это закончится? Филипп уже контролирует Иллирию и Пеонию. Теперь и фессалийцы провозгласили его своим Царем. Его границы растут с каждым сезоном. Что дальше? Халкидика? Фракия? Азия?

   - Не Азия, - проговорил Мотак. - И Парменион позаботится, чтобы Халкидика была в безопасности какое-то время. Так что всё-таки Фракия.

   - Чего он добивается? - процедил Парзаламис. - Какой территорией может управлять один человек?

   - Интересный вопрос от подданного Царя Царей.

   - Царь Царей благословлен небом. Его не сравнить с варварским воином. Фракия, говоришь? Хорошо, я передам эти сведения в Сузы. - Парзаламис откинулся назад, уставившись в низкий потолок. - А теперь расскажи мне о сыне Царя. - Вопрос был задан слишком вальяжным тоном, и Мотак какое-то время хранил молчание.

   - О нем говорят, как об одаренном ребенке, - ответил фивянин. - Едва достигнув четырех лет, он уже может читать и писать, и даже дискутировать со старшими.

   - Но он проклят, - сказал Парзаламис. Мотак хорошо слышал напряжение в его голосе.

   - Ты видишь в четырехлетнем ребенке угрозу?

   - Да - конечно же, не для Персии, которая не знает страха, но для стабильности в Греции. Ты много лет прожил в Персии и без сомнения постиг истинную религию. Есть Свет, который, как учил нас Зороастр, является корнем всей жизни, и есть Тьма, из которой ничего не произрастает. Наши мудрецы говорят, что этот Александр - дитя Тьмы. Слышал что-нибудь об этом?

   - Да, - подтвердил Мотак, неприязненно съеживаясь под взглядом перса. - Некоторые говорят, что он демон. Парменион в это не верит.

   - А ты?

   - Я видел ребенка лишь однажды, но да, я готов поверить в это. Я коснулся его плеча, когда он слишком близко подошел к одному жеребцу. И это прикосновение обожгло меня. Я чувствовал эту боль на протяжении недель.

   - Он не должен жить, - прошептал Парзаламис.

   - Я в этом не участвую, - ответил Мотак, встал и прошел к двери. Выйдя в сгущающиеся сумерки, он огляделся. В пределах видимости не было ни души, и он вернулся в помещение. Свет потускнел, и Мотак зажег три светильника. - Убить ребенка будет безумием. Гнев Филиппа будет неуемным.

   - Это правда. Но мы сможем решить, куда будет лучше направить такой гнев. В Афинах оратор Демосфен горячо высказывается против Филиппа. Если наемные убийцы окажутся проплачены Афинами, тогда Филипп двинется на юг, так?

   - Ничто его не остановит, - согласился фивянин.