Тёмный Зов (ЛП)

Примерно то же самое о моих жизненных трудностях до Вспышки говорила и Эви. Действительно ли все перенесённые невзгоды в итоге дали мне преимущество?

— Ладно, допустим, она убьёт Пола. Что дальше?

Неужели они думают, что я просто позволю им продолжить свою семейную жизнь? Ведь Эви нужна мне как воздух.

— К моему сожалению, у тебя больше шансов, — сказал он и озвучил мою собственную мысль, — ты единственный кроме меня, кто знает, каково это: так сильно её желать.

— Я понимаю, что ты хочешь вернуть её, вернуть свою семью. Но один раз я уже сошёл со сцены, и ты чуть её не убил.

— Да, — сдавленно ответил он.

После схватки с Рихтером я сказал Эви, что если буду уверен в Доминия, то не стану им мешать. А значит, мне нужно кое-что выяснить.

— Хотел бы я взглянуть на всю эту ситуацию с твоей стороны. Побывать в твоей шкуре.

Жрец посмотрел на сферу.

— Побывать в моей шкуре? Не советовал бы.

Теперь я чётко вижу, какой была его долгая жизнь. У меня самого не осталось родных. Не осталось близких друзей. Все, кроме Эви, умерли, а я живу дальше. Он живёт так два тысячелетия.

— Вот твоя ненависть к Эви. Сколько её было от Пола? Сколько от тебя? Помоги мне понять.

— Как я тебе помогу, если и сам понимаю с трудом.

— Но ты же понимаешь, что прошлое должно оставаться в прошлом. Вы ведь были счастливы вместе, non?

— Я знал, что она страдает из-за тебя, но надеялся, что вместе мы со всем справимся. А потом выяснилось, что она в положении. Ты не представляешь, как я был потрясён. Я считал себя самым счастливым человеком на земле.

— И был прав. В день охоты на льва, я видел тебя в окне замка. И задумался: осознаёшь ли ты, чего лишился? Что лучше: получить всё и потерять… или никогда не знать счастья?

Хотя для меня уже поздно. Всего я никогда не имел, но испытал достаточно, чтобы лишившись этого, сломаться.

— Даже тогда я чувствовал потерю, — он посмотрел мне в глаза, — а ты проницательный, смертный. В который раз напоминаешь мне, за что она в тебя влюбилась.

Я разозлился сам на себя, потому что его слова мне польстили. Но, в конце концов, он мудрый бессмертный. Мудрый, даже не принимая в расчёт прожитые века.

— Да, я имел всё и всё потерял, — добавил он и сжал кулаки, будто готов был ударить сам себя. Или Пола?

— С чего всё началось?

— Сначала в голову стали приходить странные мысли. Я начал размышлять о прошлом больше, чем когда-либо. В подсознании засели воспоминания о давних предательствах. Теперь я знаю, что Пол уже тогда тренировал свои способности. Активировав силы полностью, он убедил меня, что Императрица предаст снова, что она врёт о ребёнке. Я был уверен, что она меня загипнотизировала. Ты не представляешь, каково это — быть под внушением.

— Я многое могу представить.

Эви под контролем Жреца чуть не стала каннибалом.

— В колоде Таро моя карта в перевёрнутом положении символизирует неспособность к переменам. Это и стало почвой для разгорания ненависти. Я кипел от злости как никогда. Ненавидел ли я её в прошлом? Да. Но ведь я всё переосмыслил. Перерос. Вы ведь вначале тоже не поладили, но сейчас мы не говорим о ненависти.

— Не поладили — это мягко сказано, — я со вздохом поднёс бутылку к губам, — я считал её высокомерной стервой.

Я и представить не мог, кем она для меня станет, когда называл её bonne á rien.

Не годной ни на что… только на то, чтобы осуществить все мои мечты.

— Под внушением Пола ты забываешь всё хорошее. Он заставляет зациклиться лишь на негативе.

Я толкнул Жнеца локтем, передавая ему бутылку, и он снова сделал глоток.

— Даже после всего, что я наделал в прошлом, после того, что причинил своим родным… я чуть не повторил это с той, которую люблю больше жизни.

— Эви рассказывала о том, что с ними случилось. Говорила, что вы были близки.

— Очень, — ответил он, вглядываясь в сферу, — я обожал свою мать. А отец был мне лучшим другом. Я хотел жениться и мечтал, что их ребёнок будет расти рядом с моим. Но вместо этого я всех их убил самым болезненным способом, который только можно представить.

— Ты не виноват.

— И всё же…

Он до сих пор страдает, и это чувство навсегда. Я знаю это как никто, потому что тоже буду вечно страдать из-за ma mère.

— А ты был близок с матерью? — спросил он, прочистив горло.

— Насколько мог. В последние годы с ней было непросто, — она перестала надеяться; а разве я, потеряв Эви, не перестал бы? — ma mère говорила, что в нашей семье все влюбляются раз и навсегда. Она любила и потеряла любовь. Говорила, что чувствует себя так, будто лишается частички души каждую секунду день за днём.

— Что с ней произошло?

Рука сама потянулась к чёткам. Только что Жнец признался, что убил своих родных. Смогу ли я быть таким же откровенным? Как он однажды сказал: «Если не можешь говорить о своих поступках, то не совершай их».

Я жестом попросил передать бутылку и снова приложился к горлышку.