Тёмных дел мастера. Книга четвёртая

— А вот и имеете! — немного успокоившись, однако нисколько не признав току зрения Гортера, запротестовала Фейр — Имеете… Только делать это надо по закону. Без превышения уровня допустимой самообороны.

— Допус-тимой… само… чего? — не слишком хорошо понял, однако до чёртиков поразился её словам бывший следопыт. — Это что ещё за выкрутасы такие?

— Это не выкрутасы, а закон такой! — твёрдо стала защищать Фейр почти на зубок известные ей современные права гражданина. — Что, неужели и об этом ничего не слышали?! «В случае превышения допустимых пределов самообороны любого пострадавшего человека точно так же, как и напавшего на него преступника, закон обязан судить…»

— Стой, дочка, погоди, — выставил на секунду вперёд руку бывший следопыт. — Всё. Дальше не надо. Кажись, я понял. Значит, вот оно как теперь у вас всё устроено… Бюрократия опять людя́м последние мозги в черепушке проела да свиной холодец вместо них засунула… Ладно. И что же ты тогда намерена делать со мной таким?

— Я… я не знаю… — честно призналась девушка. Но, несмотря на это, тут же твёрдо продолжила: — Скольких человек вы убили после того, как закон о запрете смертной казни вступил в силу? Только не лгите!

Услышав такие её слова, Гортер ненадолго замолчал и призадумался, словно бы вспоминая каждую из своих недавних жертв по очереди.

— Простите, но я не могу вам больше полностью доверять, мистер Гортер. Вы определённо превышали свои полномочия. И не раз. По глазам вижу, — холодно заключила Фейр и отлаженным движением снова потянулась за своей однозарядной палочкой. Однако тотчас же вспомнила, что у неё больше не осталось ни одного мало-мальски пригодного в бою заклинания. — Я-я… Мне придётся попросить вас добровольно проследовать за мной на территорию участка регулярной стражи, как только мы прибудем в Кальстерг.

— Ну, как знаешь, дочка, как знаешь… — немного рассеяно протянул старый охотник.

— А пока я вынуждена конфисковать у вас всё оружие, — не менее холодно добавила его спутница.

Однако тут у неё за спиной послышалось чьё-то утробное дыхание, а из темноты неожиданно появились совершенно невидимые до того момента мужские руки, упрятанные в шерстяные рукава грубой мешковатой тужурки. В мгновение ока они стремительно охватили девушку, пережав ей рот и талию в одновременном захвате, после чего из мрака показалась уже третья рука. И, наставив на Фейр палочку, заставила её тело буквально раствориться в воздухе.

Но следопыт, поняв, что к чему, был уже наготове.

Заранее отскочив в сторону и тем самым увернувшись от точно такого же невидимого захвата, матёрый охотник лихо высвободил из набедренного чехла первый попавшийся метательный кинжал и поспешно ткнул им всего на пару сантиметров выше возникшего у него за спиной прозрачного силуэта. При повторном ударе Гортер совершенно точно попал нападавшему прямо в щёку или в глаз, после чего с проворством хорька рванулся к своему луку. Подхватил его с земли, старик выудил из лежавшего рядом колчана пару стрел и одну за другой выпустил их вперёд — вроде бы наобум, но при этом оба раза безошибочно попал по уязвимым местам укрытых незримой магией неприятелей. Хотя для коварного похитителя Фейр Гортеру ещё не хватало одного последнего выстрела.

Тогда, совершенно не обращая внимания на двоих уже упавших на землю и постепенно теряющих невидимость стонущих и орущих глупцов, решивших по какой-то причине, что они смогут без проблем расправиться с ними, старый охотник вновь вернулся на прежнее место. Сноровисто подхватив с земли колчан и перекинув его за спину, Гортер стал медленно обходить поверженных врагов сбоку, ища на слух последнюю свою жертву. На тетиве уже лежала новая стрела, а в одной из граней идеально отшлифованного наконечника азартно танцевал свет восходящей луны, ненадолго выглянувшей сквозь бороздившие небо осенние тучи.

«Ну где же ты…» — скрупулёзно вымерял Гортер шаги своего последнего и самого главного на данный момент врага, поскольку в его руках всё ещё оставалась Фейр.

Однако довольно сильно отвлекавшие старика стоны и вопли раненых не давали ему как следует вслушаться в естественные огрехи и звуки, что постоянно сопровождали движение человека, даже если тот оставался абсолютно невидим. И тогда бывшему следопыту пришло на ум то самое дедовское упражнение, благодаря которому он однажды намеренно устроил хулиганское происшествие на цыганском представлении у себя в деревне, когда людская жадность и желание развлечься заставили тогдашнего строптивого юнца Гортера впервые показать свои исключительные умения на публике.

…Вот и сейчас, закрыв глаза, матёрый лучник заставил себя резко отстраниться от всех окружавших его шумов, кроме одного — самого тихого и вечно ускользающего звука свой единственной истинной добычи.