Тёмных дел мастера. Книга вторая

Вскоре притормаживающий ход кареты довольно поспешно пробудил внимание постового охранника, в обязанности которого входило встречать каждый такой заезд с не меняющимся ритуалом обмена взаимными жестами поклона и салютованной чести. Отчего тот, не мешкая, заторопился из своей криво сколоченной будки к магическим экранам на воротах, чтобы отключить их на строго отведённое время, достаточное для того, чтобы проверить личности проезжающих.

– Почёт и слава! – протрубил он из-за ворот, как только узнал за козлами одного из разъездных служащих лагеря. И уже хотел было отойти в сторону, чтобы открыть их, но устав не позволял ему упускать и дальнейшую фразу тоже. – Назовите себя.

– Почёт и слава, разъездной номер 15. «Король милостив», – донеслось с той стороны ворот стандартное приветствие и сегодняшний пароль, что не вызвало у постового охранника особых нареканий, так как он с самого начала не ожидал от уже знакомого лица ничего другого. И только короткий взмах палочки вдоль створки ворот, да еле просипленное заклинание показали въезжающим, что он всё ещё проявлял хоть какой-то интерес к своей каждодневной службе.

Не спеша сдвинувшись с места, карета аккуратно продолжила дальнейший путь, поравнявшись с постовым уже за территорией открывшихся ворот, и как и было положено по уставу, из её растворившихся дверей по очереди вышли все патрульные, отправленные сегодня на разведку под названым номером… Но для последнего пассажира кареты у проверяющего охранника так и не нашлось нужного бланка.

– …Кто это? – настороженно переспросил он, не закончив проверять отчётные бумаги остальных и проставлять на них печати о прибытии.

В ответ на это подтянутый боевой магус по имени Равустинтолько схватил молодого чумазого парня за плечо и выдвинул вперёд:

– Запишите его как арестанта, ефрейтор. Это наш сегодняшний предмет разговора с командующим Сантуа.

Поглядев на невзрачного паренька в первый раз, немного удивлённый охранник не заметил в нём ничего такого, что отличало бы его от обычных деревенских оборванцев в этой области, кроме, возможно, его одежды. Но присмотревшись к отстранённому лицу повнимательней, отметил в его глазах что-то сильно вызывающее, как будто те излучали еле заметную непокорность всему, что его окружало.

– …Конокрад что ли? – презрительным голосом поинтересовался щекастый ефрейтор, которому очень скучно было сидеть у ворот весь день, а язык так и чесался завести с проезжавшими мимо военными короткую пересуду.

– Нет, но, возможно, ценный информатор. Это всё, – безлично и довольно жёстко отрезал в его сторону строгий конвоир Альфреда, по виду которого сразу было видно, что ни он, ни его отряд не намеревались провести у ворот ни одной лишней секунды.

– Ладно-ладно…– тут же нахмурился охранник, проворчав что-то неразборчивое, пока копался в бумагах, после чего совсем уж отстранённо мотнул головой и буркнул на выдохе. – Проходите. Старший лейтенант Сантуа должно быть сейчас в своём штабе. Пробудет там до обеда.

Ничего другого Равустину и не требовалось. С усилием подтолкнув парня вперёд, он как лихой заправский служака размашисто зашагал по задворкам их временного штаба, увлекая за собой весь остальной отряд и заглядывая за каждый поворот, попутно отдавал честь расходящимся с ним военным. А их загруженная телега в свою очередь довольно поспешно откатилась за широкие колонны каретного двора, где уже стояли несколько конюхов и рабочих, обеспечивающих вновь прибывших всем необходимым, перед тем как им снова предстояло отправиться в путь. В то же время, отмеряя перед ним ним по начинавшимся стройным рядам войсковых палаток свои неуверенные шаги, Альфред почти не видел их очертаний, только и успевая, что сворачивать за спинами своих провожатых в нужном направлении. Но зато он почему-то очень отчётливо видел магическую стену, которая то и дело мерцала где-то со стороны, окружая лагерь по периметру, и от этого ему снова становилось не по себе.

«Стены есть только в голове, стены есть только в голове…» – не переставал повторять он про себя одно из любимейших изречений Джаргула, которым тот так любил бахвалиться при каждом удобном случае. Однако сейчас это совсем не помогало, а, скорее, отвлекало и так сбитого с толку паренька, до ушей которого доносилось слишком много новых звуков. По причине чего молчаливая чистота озера казалась ему сейчас практически волшебной и такой далёкой, в сравнении с непрекращающимся шарканьем десятков сапог вокруг него и этой безропотной атмосферой приказной жизни, царившей повсюду.