— А как же бедуины позади нас?
— Эти ребята здесь родились и живут всю жизнь. Будь уверен, с их караваном сейчас все в порядке, — проговорил Джей и внимательно уставился вдаль, затем откинулся в кресле и добавил. — А вот и алжирская граница. Сейчас мы подождем «свой» патруль, переговорим с ними и двинемся дальше.
Колонна грузовиков медленно подъехала к небольшому немного поломанному ограждению и остановилась возле него. Ждать пришлось недолго. Из-за песчаного бархана выехала пара военных джипов и направилась в сторону машин. Здесь произошло примерно то же самое, что Марк наблюдал, прячась на краю холма, теперь же на все это юноша взирал через небольшое отверстие в брезенте кузова. Ему было велено не высовываться.
Джей с наемниками подошел к группе военных, приветствуя их широким жестом и достаточно радостным фамильярным обращением, как старых друзей. Пограничник ответил тем же, хлопая Джея по плечу. Они отошли от обеих групп в сторону, о чем-то беззаботно болтая. Затем наемник жестом подозвал к себе одного из своих бойцов с сумкой, достал оттуда сверток и протянул его пограничнику, который тут же спрятал сверток в свою сумку, находившуюся у него на плече. Они обменялись еще парой слов, пожали друг другу руки и двинулись каждый к своей группе.
Пограничники тут же укатили на джипах туда, откуда прибыли, Джей же дал команду своим бойцам садиться по машинам, сел в кабину грузовика и, откидывая голову немного назад к открытому окошку, сказал:
— Плевое дело.
Марк улыбнулся краем рта и произнес:
— Как все это просто выглядит.
— А ты думал. Все эти схемы работают годами. Слишком много людей кормятся с этого дела, вплоть до того, что вся информация затем передается от отца к сыну или преемнику, который также приезжает на место встречи за деньгами, патрулируя границу, или так же развозит контрабанду от центрального пункта по всей стране. Этот огромный бизнес дает возможность прокормиться многим семьям на протяжении многих лет. Все давно отлажено.
Колонна тронулась и свободно пересекла поломанное ограждение алжирско-ливийской границы.
— Мы скоро будем в основном лагере тех, кого ты называешь террористическим халифатом, — сказал наемник, обращаясь к Марку. — Их лидер, Абдуллах аль-Бакир, человек суровый и властный. Настоящий ортодокс радикального ислама. С ним порой сложно вести дела, но все же это человек слова.
Марк смутно вспоминал, что слышал это имя, читая различные новости в интернете об очередных террористических актах, ответственность за которые брал на себя халифат, но лица он абсолютно не помнил.
— Ты так говоришь, как будто восхваляешь его, а, между прочим, его бандиты убивают невинных людей, даже своих же братьев по вере самыми что ни на есть подлыми террористическими атаками. Я тебе уже рассказывал, как попал в одну из них. Страшное зрелище, — хмуро проговорил юноша.
— Я веду с ним торговые дела, я — наемник, и мне нет дела до того, что они делают и какими методами действуют. Мне платят, я доставляю контрабанду, а там, — Джей понизил голос, но не потому, что боялся, что его услышат, а просто для придания большей значимости своим словам интонацией — Пусть хоть глотки друг другу поперегрызают. Даже если завтра все планета ополчится, и все люди станут друг другу врагами, я буду стоять отдельно, поставляя обеим сторонам оружие или любой другой товар, который они пожелают, и с усмешкой пересчитывать деньги. Конечно, и я могу попасть под жернова таких войн, но я это давно осознал и принял правила этой игры. Они меня вполне устраивают.
Марк сжал губы и покачал головой.
— Я понял суть твоей философии. Порой я мыслю точно также со своей стороны. Люди грызутся из-за мелочей, готовы убивать и предавать друг друга за деньги и прочие меркантильные бирюльки. И когда у меня накатывает очередная порция таких мыслей, мне хочется стоять и смотреть, как этот мир полыхает.
— Отчасти это обусловлено еще и твоей болезнью, как мне кажется. Ты зол на этот мир за то, что с тобой происходит, что ты не можешь быть его полноценной частью. Здесь не нужно быть психологом, чтобы понимать это. Ты страдаешь и подсознательно хочешь, чтобы вместе с тобой страдало и все человечество, даже если самому себе не признаешься в этом.
Лицо Марка исказила гримаса какого-то отчаяния.
— Возможно, ты и прав, но я считаю, что это лишь малая часть моего взгляда, та часть, которая просто лишний раз подогревает такие мысли. Хотя с другой стороны, пока я путешествовал, я встретил множество замечательных людей, и моя вера в человечество как будто бы воспрянула.
— Это потому что ты видел их мельком. Вы встретились, пообщались и разошлись. Вы не жили вместе. Вы друг для друга новые лица разных национальностей, разного менталитета, и это располагает вас к дружелюбию и положительному общению. Но что было бы, если бы ты поселился среди этих людей и пожил бы с ними несколько лет, а не всего лишь полгода, как это было с тем египтянином?
— Там, в Каире, я видел тоже много дерьма между людьми, конечно, но не в семье Саиба.