Тиора

Они оказались с самого края этого огромного лабиринта. Слева от Марка с Тиорой, начиная от подножия стены, открывался странный красивый вид. Внизу бесконечно вдаль плыли небольшие облака тумана, плотно застилая поверхность земли, и было непонятно, есть ли она там вообще, и если есть, то, что там. Вдалеке сверху сквозь небольшие прорехи в тучах косыми желтыми длинными линиями пробивались лучи солнца и падали на туманный «пол». Облака над их головами были странной структуры: они представляли собой некую паутину, в пустых полостях ячеек которой было видно не голубое, но серое небо.

«В этом мире слишком много серого», — подумал Марк.

— Как красиво, — проговорила Тиора, зачарованно переводя взгляд то вверх, то вдаль между каменными квадратами с высоты бастиона. — Посмотри на эти облака. Какое странное небо, все в паутине, как будто там сверху живет большой белый паук, который ткет ее из облачков.

Она всматривалась вверх, а затем опустила взгляд и стала смотреть на еле плывший туман далеко у подножия стены.

— Кажется, что можно встать и пойти по этому туманному лугу туда, вдаль, — девочка рукой махнула в сторону горизонта.

— Да, красивое и странное место. Но мы все еще не вышли из лабиринта, хотя, честно признаться, быть наверху, на стенах, мне нравится больше, чем внизу, у их подножья.

— Согласна.

Они отстранили взгляды от потрясающего вида, открывавшегося с высоты, и, взявшись за руки, двинулись по каменной кладке стены вперед.

Глава 20

Марк лежал на каменном пыльном полу небольшой квадратной комнаты, которая теперь являлась его временной тюрьмой. В стене над его головой было маленькое окошко с решеткой, располагавшееся вровень с землей внешнего мира. Сквозь него периодически были видны пары ботинок проходивших мимо людей, порой невольно скидывавшие в камеру небольшие горстки песка, и лучи солнца, ровными полосами подсвечивавшие летающую в помещении пыль.

Он лежал и думал о том, как же его угораздило попасть в такую передрягу. Все вокруг казалось нереальным из-за своей непривычности. Может это другой сон? Еще одно испытание? Нет. Сейчас это реальность, и Марку грозила реальная смертельная опасность. Парень думал о том, как бесславно может окончиться его путешествие, а ведь он только нашел Тиору, и, значит, обрел, как ему казалось, надежду. Что же теперь будет? Ему было страшно, и от малейшего шороха в помещениях рядом Марк поднимал голову, ожидая, что за ним придут и решат его участь, которая теперь была весьма плачевна. Он думал о матери. Что с ней будет, когда она узнает, что произошло с ее сыном? Юноше даже мыслить об этом не хотелось, потому как от таких мыслей начинало тревожно сосать под ложечкой и мерзко подташнивать. А еще он думал об Агате, и все это приводило его в отчаяние и всепоглощающую безысходность.

Внутрь его камеры вел только небольшой проход, плотно закрытый металлической дверцей: парню даже со своим средним ростом пришлось пригнуться, когда его заводили сюда. Теперь он лежал на полу и от тревоги, распиравшей все его внутреннее естество, не знал, куда деваться. Его симптомы периодически подкатывали, и Марку требовалось больших усилий, чтобы удержать их. Порой было трудно дышать, будто все реберные мышцы одеревенели и ныли от некой странной усталости, грудную клетку стянуло стальным обручем, дыхание стало поверхностным без возможности полностью вздохнуть. Желание зевнуть заканчивалось противным неудовлетворенным ощущением нехватки воздуха.

Юноша лежал и в кулаках сжимал песок, собранный на полу. Он знал, что в таких случаях надо каким-то образом отвлечь разум, и симптомы уйдут, но это как раз было и самым сложным в такой ситуации. Казалось, что вот-вот он перестанет дышать, при этом мышцы живота, вернее, что-то под ними, стягивалось в один тупой комок, который в какой-то момент резко норовил разлиться по всему телу в виде крепкой судороги, вплоть до стягивания всех мышц лица. Пальцы рук в такие моменты было невозможно согнуть даже с посторонней помощью.

Марк набирал полную горсть песка и создавал в кулаке небольшую воронку, глядя, как тот медленно, песчинка за песчинкой, уходит в невидимую зыбучую пропасть. Под кулаком вырастал маленький конус с идеально ровными стенками. Импровизированные песочные часы.

Еще в детстве такое занятие завораживало, и можно было сидеть в песочнице долгое время, следя за сочащейся вниз, сухой, приятно щекотавшей ладошку желтой мелкой крупой. В этом было какое-то приятное медитативное действо, которое на некоторое время отрывало от реальности, будто всё вокруг застывало в едином порыве, останавливая движение всей Вселенной. Будто оставался лишь маленький человечек в замызганных шортиках, сидящий в небольшой песочнице, посреди огромного Нигде, наблюдавший за убыванием песка, словно медитируя на текучести собственной жизни, и почему-то этот процесс так успокаивал и ласкал взор.