Шествие замыкал человек одетый в серую, явно форменную одежду. Ему было жарко, он шел, вздыхая и вытирая пот со лба, несвежим платком.
Мой глаз стразу отметил, что он тоже вооружен чем-то напоминающим пистолет, причем оружие в кобуре болтается уже не на поясе, а как бы сказать поделикатнее, – немного ниже, совсем как у нерадивого московского милиционера.
– Здорово, приятель! – крикнул детина, отвлекаясь от лупцевания старухи.
– Здравствуйте, – сдержано ответил я, отпуская свое оружие и вынимая руку из куртки.
– Мы тут пристанем, – скорее утверждая, чем, спрашивая, сказал всадник. – Карл совсем заморился на этой жаре. Да и карге, чтоб не сдохла раньше времени тоже нужно кости бросить.
– Пожалуйста, – сказал я. – Места на всех хватит.
Участники странного шествия заняли места в тени. Детина привязал женщину к "березе", попутно отвесив ей пару добрых пенделей и ткнув кулаком поддых, отчего старуха со стоном опустилась на землю, и осталась лежать, бессмысленно таращась в небо и пытаясь вдохнуть.
Потом он надел ослику на морду торбу с какими-то семенами, и сказал, погладив животное: – Кушай, Карлуша, кушай, хороший мой.
Мужчины двинулись в мою сторону. "Милиционер" выбрал место попрохладнее, и уселся. Я поднялся навстречу, улыбаясь и всем своим видом показывая, что я не имею ничего против них.
Мои странствия научили меня не вмешиваться прежде, чем я пойму, в чем тут дело.
– Гюнтер Штоль, – сказал детина, протягивая руку, – бывший сержант Кераспольского отдельного десантно-штурмового батальона. В отставке.
– Алекс Браунинг, путешественник и исследователь, – назвал я первые пришедшие на ум имя, фамилию и род занятий, затем пожал руку Гюнтера.
– Фридрих, иди сюда, позвал детина человека в форме.
Тот, кряхтя, поднялся, подошел, вытирая пот со лба: – Фридрих Мюллер, – представился он.
Род занятий герр Мюллер называть не стал, очевидно, полагая, что я догадаюсь об этом по форме и его присутствию здесь.
– Алекс Браунинг, путешественник и исследователь – повторил я для него.
– Хороший денек, – сказал Гюнтер. – А на прошлой неделе, дождь лил как из ведра. Ехал я домой и думал, что все это придется под дождиком делать.
– Это ее слезы были, – мрачно сказал Мюллер, кивнув головой в сторону валяющейся пластом старухи.
– Да нет, она думала, что я сдох от лихорадки в Такеме год назад, – усмехнувшись, сказал сержант.
– А чего это вы? – осторожно поинтересовался я, показав глазами на избитую женщину, которая ожила настолько, что делала неуклюжие попытки сесть.