Тётя дяди Фёдора

— А что? — сказала мама. — Мы в детстве на реке жили. И Тамарочка чемпионом по водным лыжам была.

— И не только по водным лыжам, — сказала тётя Тамара, — но и по бегу на коньках. И по математике.

— Да, — подтвердила мама, — вся школа Тамарочкой гордилась!

— А что с кабаном было? — спросил Шарик.

— Вот что, — ответил Иванов-оглы. — Тамара Семёновна за ним ехала, пока с него всё не попадало. А скоро и собачки прибежали. Главный военный так на них ругался. Он говорил: «Надо бы их в чистое поле вывести и к стенке приставить». А что дальше было, я потом расскажу. Нас с Тамарой Семёновной к столу ждут.

— А там и дальше было? — спросил папа.

— Ой, там так много дальше было, закачаешься! — ответил оглы. — Тамару Семёновну наградили значком «Спасибо» первой степени. Я потом, вечером, дорасскажу.

Они с Тамарой Семёновной ушли на почту к Печкину с военными пенсионерами праздновать. А дядя Фёдор с Шариком и Матроскиным совещание устроили.

— Хоть наш кабан и противный, — говорит Шарик, — а мне всё равно не хочется, чтобы его застрелили.

— А я, — говорит Матроскин, — не хочу, чтобы и лося подбили. Давайте меры принимать.

— Меры, значит, будут такими, — говорит дядя Фёдор. — Ты, Шарик, с утра побежишь кабана предупреждать, чтобы в леса уходил подальше. Туда, к Троицкому. Ясно?

— Ясно, — говорит Шарик.

— И чтоб там лежал тише воды, ниже травы. Пока охотники не уедут.

— Понял, — слушается Шарик.

— Потом ты к Матроскину вернёшься, — продолжает дядя Фёдор. — Раненько утром вы сядете верхом на Гаврюшу и такую путаницу из следов сделаете, чтобы у их Никитича глаза на лоб повылезали.

— Я на Гаврюшу сесть не могу, — возражает Матроскин. — Он как бешеный носится. Я на Мурку сяду. Мы с ней душа в душу живём. Пусть Шарик на Гаврюшу усаживается. Они спелись.

— Хорошо, — соглашается дядя Фёдор. — Ты на Мурку садись, а Шарик — на Гаврюшу, пусть как бешеный носится. Охотники и подумают, что здесь целое стадо лосей прошло. Ясно тебе?

— Что ж тут неясного, — отвечает Матроскин.

— С собой вы возьмите все ботинки, какие в доме найдутся. И все кеды и калоши.

— Это зачем ещё?! — удивляется Матроскин.

— Вот зачем. Вы Мурку и Гаврюшу в глубину леса заведёте. Они по первому снегу следы «лосёвые» оставят. В лесу вы их остановите и на ноги им кроссовки привяжете и другую обувь. Дальше они в кроссовках пойдут. Следопыт увидит, что в лес следы «лосёвые» пришли, а из леса не выходят. Значит, лоси остались в лесу спать. Они этот лес окружат и будут пустой лес до ночи караулить. К ночи они намёрзнутся и ни с чем уедут. И наши лоси целы останутся.

Этот план коту и Шарику очень понравился. Так они и решили с утра действовать.

Мама и папа в это время на сеновале мёрзли. Мама говорит:

— Ты знаешь, Дима, я как-то себе жизнь в Простоквашине по-другому представляла. Я теперь поняла, что мне на работе больше нравится. Я там душой отдыхаю, когда мы товар в нашем магазине по прилавкам раскладываем.

— Да и я, — отвечает папа, — больше люблю в нашем гараже тормозные колодки менять, чем здесь на этой холодрыге педагогикой заниматься.

— Давай удерём, — предлагает мама. — Ребёнок наш в хороших руках останется. Тамара за ним приглядит.

— Если он от неё не скроется, — соглашается папа.

— Ну а если скроется, — говорит мама, — он всё равно не пропадёт. У него такой кот есть, до которого тебе расти и расти. Он всё умеет: и температуру мерить, и кашу варить. Если такой кот есть, — пошутила мама, — никакого мужа не надо.

— Что верно, то верно, — согласился папа. — Был бы у меня такой кот, я бы, может, и не женился никогда.

К этому времени фонарь во дворе замерцал. Так здорово колпачок белого света над снегом двигался. И в него то одна нога входила, то другая. Это Иванов-оглы вернулся дальше историю про охотничий случай рассказывать. Все вокруг него собрались.

И Шарик, и Матроскин, и дядя Фёдор. И папа с мамой с сеновала подтянулись.

— Ну и что дальше там было с собачками? — спросил папа.

— Вот что. Через два месяца одна собачка, самая шустрая, четырёх щенят родила. А кто её просил? Ей склад охранять надо, а она со щенятами. Мы и решили щенят у неё отнять и под окотившуюся козу подложить. У козы молока много — выкормит.

— А нельзя разве было щенят раздать населению? — спросил папа.

— Конечно, нельзя, — ответил оглы, — это же государственное имущество. Так можно и танки раздать.

— И что коза, выкормила? — спросил Матроскин.

— Ещё как! Такие собачки получились — загляденье. Крепкие, активные! Пришла пора их на службу ставить.

— В армию призывать, — сказал папа.

— Не надо их призывать, — объяснил Иванов-оглы. — Они и так в армии. Мы с товарищем полковником вызвали инструктора-дрессировщика. Приехал специалист с помощником, стал их к сторожевой службе готовить. День готовит, два готовит, потом приходит весь в слезах. «Уберите от меня этих собак! — говорит. — Это служебный брак». Мы спрашиваем: «Почему брак?» Он говорит: «Смотрите».

Иванов-оглы рванул стакан воды от волнения и продолжал: