Хотя письмо было послано уже месяц назад, в июле, оно почему-то до сих пор не дошло. Ашима и Ашок не слишком волнуются по этому поводу. Они прекрасно знают, что новорожденному имя не нужно. Ему нужна любовь, и ласка, и грудное молоко, ему нужно подарить золотые и серебряные украшения, а еще его нужно держать вертикально после еды, и слегка поглаживать по спинке, и иногда переворачивать на животик. А имя может подождать. В Индии с выбором имени не спешат. Бывает, проходят годы, пока родители находят то самое лучшее, настоящее и единственное имя, которое должен носить их отпрыск. Ашима с Ашоком могут назвать множество родственников, которые получили имя только лет в шесть или семь — когда пришло время записывать их в школу. И чета Нанди, и доктор Гупта это тоже прекрасно понимают. Само собой разумеется, прежде чем дать малышу имя, необходимо дождаться письма его прабабушки.
Кроме того, в распоряжении родителей есть ласкательное имя: у бенгальцев принято давать два имени. Одно называется
Но наряду с домашним у каждого бенгальца есть официальное имя,
Вот и сейчас, когда новорожденный открывает глаза и, сморщив розовое личико, по-стариковски брезгливо разглядывает маленький круг собравшихся вокруг него обожателей, мистер Нанди, рассмеявшись, называет его «Буро», что означает на бенгальском «старичок».
— Значит, вы назвали его Буро? — весело восклицает Пэтти, внося в палату поднос с неизменным цыпленком.
Ашок поднимает крышку блюда и в два приема поглощает цыпленка. Это никого не удивляет, все сестры в отделении уже знают, что Ашима не ест ничего, кроме желе и мороженого, ее даже прозвали «желейная леди».
— Нет, — объясняет Ашима, — мы еще не выбрали имя. Его должна выбрать моя бабушка.
— Вот так? — Пэтти одобрительно кивает головой. — А она скоро сюда приедет?
Ашима не в состоянии представить себе, как ее дряхлая бабушка, рожденная еще в прошлом веке, иссохшая, сморщенная старуха, неизменно закутанная в белые вдовьи одежды, бронирует билет на самолет и летит в Кембридж. Какой бы любимой и желанной она ни была, сама мысль о ее появлении здесь кажется Ашиме абсурдной.
— О нет, она не приедет, — объясняет она. — Мы ждем ее письма.
Вечером Ашок еще раз проверяет почтовый ящик, но письма по-прежнему нет. Не приходит оно и на следующий день. Так проходит три дня. Сестры обучают Ашиму пеленать младенца, обрабатывать ему пупок. Она принимает горячие ванны с морской солью, чтобы уменьшить отеки и синяки, ускорить заживление внутренних швов. Она получает список детских врачей и множество брошюр о пользе грудного вскармливания, о прививках, о разных видах пеленания, о детских шампунях, кремах и присыпках. Четвертый день приносит и хорошие, и плохие новости. Хорошие новости состоят в том, что Ашиму с младенцем завтра выпишут домой. А плохие приносит мистер Уилкокс, заведующий регистрационным отделением больницы, — он сообщает, что они должны выбрать младенцу имя. Оказывается, в Америке ребенка нельзя выписать из больницы без свидетельства о рождении. А в свидетельстве должно быть проставлено имя.
— Но, сэр, поймите, — выговаривает Ашима дрожащим голосом. — Мы не можем назвать его
Мистер Уилкокс, сухонький, лысый и неулыбчивый, оглядывает обескураженных родителей:
— А почему, собственно, нет?
— Мы ждем письма, — говорит Ашок и описывает ему ситуацию.
— Понимаю, — говорит мистер Уилкокс. — Это весьма прискорбно. Боюсь, что в вашем случае единственной альтернативой будет записать в свидетельстве о рождении «мальчик Гангули». Конечно, потом, когда вы выберете имя сыну, придется его исправить.
Ашима вопросительно глядит на Ашока:
— Ну что? Так и поступим?