Тирамису для одинокого детектива

Марго склонила голову, словно пытаясь отстраниться от этой упоительной ласки, но тут же была обхвачена в плен сильных ладоней, которые прижали её к своей груди.

– Нет, сегодня ты не сбежишь, и нам никто не помешает, – Воропаев зашептал ей на ухо, нежно прикусывая мочку её уха. – Сегодня ты снова будешь моей, как тогда, два года назад.

Коснувшись кончиками пальцев её спины, он медленно заскользил по обнажённым участкам кожи, поднимаясь выше и, захватив бегунок молнии платья, потянул его вниз, не спеша и постепенно обнажая её тело и обжигая его жаркими поцелуями. Освободив её от одежды, он подвёл её к кровати и заставил присесть на край.

Раздевшись, подошёл к ней ближе и, опустившись на колени, долго всматривался в её лицо, скрытое полумраком комнаты. Нежно коснувшись её щеки тыльной стороной ладони, он накрыл её губы своими стремительно, настойчиво, яростно, заставляя её ответить на поцелуй. Поднявшись на ноги и слегка надавив пальцами на её плечи, уложил на постель и накрыл своим телом сверху.

Нетерпеливые алчные губы стремительно сминали друг друга. Хотелось раствориться, утонуть в столь долгожданных ощущениях тепла, стремительно разливающейся по телу страсти и жуткого голода, который делили на двоих так долго с момента расставания.

Медленные прикосновения сменялись яростными и неистовыми, поспешными, причиняющими лёгкую боль на грани удовольствия. Обжигающие, влажные поцелуи, покрывающие кожу друг друга. Нежные прикосновения и тесные объятия, когда казалось, хотелось слиться воедино, соединиться вновь и теперь уже навсегда, позабыв об условностях и преградах, потому что их больше не существовало.

Они были одни, здесь в этом месте, которое когда-то соединило навсегда. Мерцание глаз друг друга в полутьме, пронизывающие взгляды, губы, терзающие неистово рот.

Марго металась головой по подушке, крепко впиваясь пальцами в его плечи, ощущая жар его обнажённого тела, его страсть, его возбуждение, его порыв и отчаяние.

Невольно вскрикнула, когда почувствовала его проникновение, его силу, его желание и разрывающее на части тело от жажды и отчаянного желания принадлежать ему, раствориться, исчезнуть хоть на мгновение. Утонуть в этом едином порыве смешения и соединения. Двух тел, двух душ, двух существ, с упоением погрузившихся в своё прошлое и своё сладкое настоящее. В своё лучшее и счастливое время на двоих, когда принадлежали друг другу, как сейчас, без остатка, без края, без дна.

Жаркое переплетение тел, громкий стон, безумие, поработившее обоих в бесконечной жажде и упоении этой неги, которая разливалась вокруг них в воздухе комнаты горячей лавой, разрывающей на части оглушительной волной каждую клеточку и посыпающая их головы и тела пеплом одурманивающей и сводящей с ума эйфории острого удовольствия. Вознесение в небо, когда крепко переплетая пальцы рук друг друга, уплывали куда-то в ведомый только им мир порабощающего их обоих удовольствия. Мир один на двоих, который они построили и разрушили когда-то своими собственными руками.

Жадно сглатывая ртом воздух, Александр тяжело опустился на неё всем телом и уткнулся лицом в её шею, продолжая покрывать кожу нежными поцелуями.

Рита подняла руку и, погладив его пальцами по слегка влажным волосам, крепко прижала его к себе, уткнувшись носом в его щёку.

– Люблю тебя. Как же я люблю тебя. Так соскучилась по тебе… – едва слышно зашептала она ему на ухо.

Слегка приподнявшись, Воропаев пристально посмотрел в её глаза и снова коснулся её губ своими.

– Я тоже люблю тебя, родная. Как ещё никогда и никого не любил… – осторожно перекатившись на бок, он уложил её к себе на грудь и, накрыв своей ладонью её плечо, нежно коснулся губами её волос. – Знаешь, сегодня, словно ощутил всю нашу первую ночь заново, сполна, только более вкусно, насыщенно и ярко. Не было той робости и скованности, когда мы только познавали друг друга, но то упоение осталось прежним, первобытным, жгучим и таким сладким…

– Я тоже вспомнила нашу первую ночь в этом номере. Знаешь, после расставания, я долго думала о том, что ты не вернёшься, и уже никогда не будет по-прежнему. Полагала, что мы расстались навсегда, и ты никогда не догадаешься о Саньке.

– Не догадаюсь? Глупенькая… Он ведь моя копия. Я был точно таким в детстве. И цвет волос и глаз, ну разве только характер был менее своенравный, – он улыбнулся и, повернув её лицо к себе, нежно коснулся её губ своими.

– Ты прав в этом маленьком человечке взрывная смесь и во внешности совсем ничего нет от нашей породы. Если бы папа был жив, он бы расстроился. Жгучая порода Розвадовских уступила место сдержанной Воропаевых, – она тихо рассмеялась.

– Если был бы жив твой отец, я думаю, в твоей жизни было бы всё по-другому сейчас.

– Почему?

– Потому что я думаю, такой зять в моём лице не пришёлся бы ему ко двору. Выдал бы тебя замуж за какого-нибудь чиновника или бизнесмена.