— Чего мы хотим, господин? — прямо спросил он. — В любом походе рано или поздно всегда возникает этот вопрос. Избегать ли битвы? Или сражаться, чтобы полностью уничтожить врага, — рискуя собственным уничтожением? Разве мы с самого начала не решились на такой риск? Мы могли бы весной исчезнуть в траве — даже сейчас можно присоединиться к массагетам. Но мы здесь. Довольно обсуждений. Давайте отрежем Зоприона с юга — в этом есть смысл — и заставим его сражаться. Пусть утром пересечет брод. — Матракс бросил на Кам Бакку почти нежный взгляд. — Нас изжалят. Но осиное гнездо будет уничтожено. Вот что я скажу.
Царь обвел взглядом кольцо, но было очевидно, что вожди — с Матраксом и только сам царь колеблется. Тогда он сказал:
— Напоминаю вам: мы с самого начала предполагали заключить перемирие именно в эту минуту. В знак притворной покорности.
Вожди заворчали. Страянка рядом с Кинием напряглась, лицо ее застыло.
Царь снова осмотрел всех. Он показал на Киния.
— Твой друг спартанец утверждает, что война — тиран, и ничто не показывает это яснее, чем происходящее здесь. — В его голосе звучала горечь. — Вас всех возбудил вкус крови. Вы хотите рискнуть всем, чтобы уничтожить угрозу или чтобы о нас слагали песни. — Он посмотрел на Страянку. — Или чтобы сгладить былую несправедливость.
Царь играл хлыстом. В шатре было тихо. Все молчали. Снаружи отчетливо доносился топот копыт.
Царь посмотрел на Кам Бакку, но та отвернулась, закрывая лицо рукой, словно взгляд царя мог ожечь ее. Топот копыт приблизился, замер, и в неестественной тишине Киний услышал, как всадник спрыгнул на землю.
Царь содрогнулся, увидев, как повела себя Кам Бакка. Он выпрямился, и Киний, знакомый с бременем командования, увидел: на плечи царя легла вся тяжесть предстоящей битвы. Царь поднял хлыст и указал на вождя Травяных Кошек.
— Царь! Я должен видеть царя! — послышался сильный голос у входа в шатер.
Посыльный был молод, на нем были только штаны, сапоги, горит и короткий нож. Он бросился в ноги царю.
— Господин, у брода вестник, требующий нашего подчинения. Вестник бронзовых шапок.
Как только Киний увидел рядом с Зоприоном Клеомена верхом на кобыле, он понял: произошло худшее.
Дождь переставал. Вдоль реки, разделяя два войска, плыл туман, но солнце в небе постепенно побеждало воду. Киний поднял голову и увидел орла или сокола, но далеко на севере, справа от себя. Добрый знак. Ниже, на земле, к западу полукругом стояла сотня македонских конников, а сотня воинов из охраны царя ждала у самого брода. Между ними — два полукруга: царь саков, Матракс и Страянка, Лот и Киний. В одном корпусе лошади от них на траве Зоприон в сопровождении македонского военачальника, Клеомен и вестник.
Добрый знак в небе не мог уравновесить катастрофическое значение присутствия Клеомена.
Македонский вестник дочитал требования своего господина: полное подчинение саков, дань в двадцать тысяч лошадей и немедленный отказ от помощи войскам Ольвии и Пантикапея.
Киний наблюдал за Клеоменом. Тот поймал его взгляд и улыбнулся.
Когда вестник умолк, Зоприон тронул лошадь с места. На нем не было шлема, только белая диадема на волосах.
— Ольвия у меня в руках, — заговорил он высокомерно. Его слова противоречили выражению его лица — усталому и тревожному. Он продолжал: — Обосновавшись в Ольвии, я могу уничтожить ваши города. Я всю осень буду жечь ваши посевы. Сберегите мне время. Покоритесь.
Никто из саков не шевельнулся.
Клеомен обратился к Кинию:
— Ты разумно поступил, наемник, что не привел на эту встречу граждан Ольвии. Но мои люди найдут их и все им расскажут. Тогда ольвийцы уйдут и оставят тебя умирать с этими. Предатель. Презренный наймит. У господина Зоприона тебе не будет пощады.
Киний оставался таким же невозмутимым, как саки. Он повернулся к царю. И царь, который сидел ссутулившись, возможно, от усталости, и слушал гонца, Зоприона и Клеомена, выпрямился в седле.
— Когда мне донесли о вестнике, — сказал он на превосходном греческом, — я совещался со своими вождями. Они уговаривали меня сражаться, а я колебался, потому что сражаться значит подвергнуть мой народ опасности. Гибели. Зоприон, твои слова прояснили предо мной воздух, как солнце в конце концов разгоняет любой туман. Ты читал своего Геродота?
Лицо Зоприона потемнело.
— Не играй со мной. Покорись или получи по заслугам.
Даже сейчас Киний видел, что Зоприон торопится. В его руках Ольвия, всего в трехстах стадиях отсюда, и все равно он не может скрыть отчаяния.
У Киния забрезжила надежда.
Царь протянул руку и взял у сидевшей рядом с ним Страянки ведро.
— Вот тебе ответ, Зоприон. — Он пожал плечами, и стало видно, как он на самом деле молод. — У меня не было времени поймать птицу.
Он пришпорил лошадь. Та сделала несколько шагов, и все македонцы пришли в движение. Но царь просто протянул ведро вестнику. А потом остановил коня храп к храпу с конем Зоприона.
Зоприон сделал нетерпеливый знак. Вестник снял с ведра льняную ткань, и из ведра выпрыгнула лягушка. Вестник от неожиданности выронил ведро. Он повернулся к своему хозяину.