— Завтра. Царю нужно вернуться на равнины раньше, чем выпадет большой снег. Но он хочет союза, и ему есть что предложить.
Архонт сел.
— Я пьян, — сказал он. Встал. — Я был прав относительно тебя — ты опасный человек. — Он поправил на голове венец. — А чего хочешь ты? Денег? Власти? Возвращения в Афины? — Он взглянул на Киния. Если этот взгляд был задуман как грозный, внушить трепет архонту помешали пьяная речь и криво сидящий на голове венец. — Это все замыслы Афин, начальствующий над лошадьми? — Он слегка обмяк. — Неважно. Что хочешь, то со временем и получишь. Ты из таких. Но сейчас, кажется, тебе не нужен мой маленький венец. — Он улыбнулся. — А мне пока нужен. И твой царь разбойников — лучший способ сохранить его. Я повидаюсь с ним. Приведи его утром.
Киний осмелел.
— Обещай, что его жизни ничто не угрожает.
Архонт поднял бровь; он походил на старого сатира, разглядывающего юную деву в театре.
— Думаешь, я — угроза его жизни? — Он прошел мимо Киния, направляясь в свои покои. — Или твоей? — Голос его в тронном зале стихал. — Ты должен еще многое узнать о моем городе, афинянин.
На следующее утро на ребрах выступили синяки, на левой ноге, там, где сорвало кожу, алела длинная полоса; костяшки пальцев распухли, в них покалывало. Киний не мог припомнить, когда именно получил то или иное повреждение.
Ситалк натер его маслом, сделал растирание с травами и помог одеться. Филокл и Диодор тем временем спорили.
— Мы не уходим, — говорил Киний. — Вбейте это себе в головы. Он тиран. А тиран боится всех и каждого. Я жив. Давайте продолжать.
— Он убьет тебя. Убьет нас всех. — Диодор стоял подбоченясь. — Македонцы идут, а мы не можем доверять своему нанимателю. Уведи нас отсюда.
Филокл покачал головой.
— Теперь он доверяет Кинию.
Диодор в досаде воздел руки, словно призывая богов.
— Он никому не доверяет. Он тиран! Ну и пусть —
Киний медленно поднялся и принял на плечи тяжесть доспехов. Одна из петель пришлась как раз на вчерашний синяк.
— Царь Ассагеты ждет в имении Гратиса. Через час соберутся двести городских всадников. Один намек на это послужит искрой, которая разожжет костер. Хочу, чтобы меня ясно поняли. Мы остаемся. Будем готовить город к борьбе. Если тебе это не по душе, разрешаю тебе уйти.
Диодор уронил руки вдоль тела.
— Ты знаешь, что я тебя не брошу, — сказал он с той же усталостью, какую чувствовал Киний. Потом глубоко вдохнул и спросил: — Киний, ты можешь объяснить мне, в чем дело? Почему ты рискуешь нашими жизнями в войне с македонцами?
Филокл стоял совершенно неподвижно, его голос прозвучал очень тихо:
— Вот уж вопрос так вопрос, правда? Несколько дней назад ты убеждал царя, что мы не должны воевать. Что заставило тебя передумать?
Киний взял со стола сакскую плеть и пальцем потер золотые украшения.
— Вчера вечером, когда я разговаривал с архонтом, я понял — понял, словно боги нашептали мне это. Друзья, лучшего объяснения у меня нет. Я уверился в одно мгновение. Здесь разум не при чем, скорее это… откровение. — Он заткнул плеть за пояс под панцирем. — Мысли мои ясны. Я намерен это сделать.
Диодор вздохнул.
— Люди не обрадуются.
Киний кивнул.
— Каждого, кто захочет уйти, я отпущу.
Диодор покачал головой.
— Никто не уйдет. Но они не обрадуются.
Киний снова кивнул.
— Теперь все в руках богов. А пока нам многое предстоит сделать. Филокл, бери Ситалка и поезжай к царю. Скажи там, что мы со всеми всадниками города приедем к нему во втором часу пополудни. Диодор, попроси остальных потратить утро на метание копья и упражнения в движении строем. После полудня колонной выедем к царю и торжественно привезем его к архонту.
Филокл сказал:
— Кому-то следует предупредить архонта. И не забудь, что ты должен поговорить с Мемноном.
— Пошли Кракса во дворец, пусть спросит у Кира, управляющего архонта, сможет ли архонт принять нас во втором часу пополудни. Пошли раба к Мемнону с приглашением, если может, прийти сюда. Объясни, что это необходимо.
Диодор отдал честь.
— Да, гиппарх.
Он улыбнулся.
Киний улыбнулся в ответ.
— Несмотря ни на что, мне происходящее нравится.
Сбор начался хорошо. Отсутствующих было больше: кто-то ушел в последнее в этом году плавание, другие болели или представляли другие оправдания. С другой стороны, гораздо больше явилось верхом и в доспехах. В несколько минут Никий, Аякс и Левкон построили их. Началась перекличка, отметили отсутствующих.
Киний поехал впереди. За ним следовали почти двести всадников. Четырьмя неровными рядами они заполнили почти весь ипподром. Лошади двигались вперед или назад, переминались, жеребец во втором ряду укусил кобылу.