Синды на «большом пальце» продолжали сражаться, по-прежнему замедляя маневры отрядов Зоприона на поле.
Рядом с Кинием оказалась Кам Бакка. Она ткнула куда-то плетью — скорее посохом из белого дерева.
— Я проклинаю их, и они умирают, — сказала она. — Трава цепляется за ноги их лошадей. Черви раскрывают ямы для их копыт.
Киний выпил воды из полой тыквы, поднесенной рабом.
— Лошади Зоприона утомлены. Даже обладая численным превосходством, он испытывает трудности. — Он поморщился. — Я был глуп, оставив войска на месте. Я не могу оторваться от него. А царь опаздывает. — Он посмотрел ей в глаза. — Мне нужно, чтобы ты напала.
— Да. Я нападу. Я сдержу его, — сказала она. Но ответила на его улыбку улыбкой — такой же безмятежной. — Теперь я готова умереть, — сказала она. — Сейчас подходящее время. Для меня.
Киний покачал головой.
— И для меня?
— Думаю, пока нет, — сказала она. — Прощай, Бакка. Возможно, это научит тебя скромности, которой у меня никогда не было.
Она махнула плетью, и ее охрана выстроилась вокруг нее на вершине гряды. Они построились в форме наконечника копья, с Кам Баккой и знаменем в «острие».
Киний хотел возразить, сказать, что им не спуститься прямо с гряды, но ведь они саки, и теперь он их знает.
Кам Бакка в последний раз улыбнулась ему.
— В атаку! — приказала она мужским голосом.
Они спустились с гряды лавиной лошадиных тел и прошли через первые ряды македонцев, как копье сквозь беззащитную плоть. Пали десятки. Осажденный отряд Никомеда был спасен, и уцелевшие отъехали, спешились и напились воды.
Рискованное нападение позволило Кам Бакке прорваться в самую середину котла, ее пятьдесят всадников были как золотая стрела, летящая сквозь туман и грязь.
Киний сидел с Ситалком за плечом и наблюдал. Удар был такой силы, он так обжигал своим огнем, что котел боя переместился от края болота. В центре македонская конница отодвинулась от людей Мемнона.
Киний оторвал взгляд от сакской жрицы. Внизу таксис ветеранов бросил наседать на фланг Мемнона. Молодые эпилекты Филокла удерживали свои фланги. С высоты Киний видел султан Филокла и слышал шум битвы. У него на глазах Филокл наклонил свой большой щит, ударил нового противника, силой удара отбросил щит противника и убил его жестоким тычком копья в незащищенное горло. Те, что стояли за жертвой Филокла, тревожно переглянулись и попятились.
Дальше к западу, между поросшим дубами «большим пальцем» и флангом ветеранов, трава кишела пельтастами и фракийцами; фракийские плащи виднелись и среди деревьев: там продолжалась схватка с синдами, которые удерживали свои позиции до конца и чьи стрелы создавали границу слева.
Эвмен нападет на фракийцев. Он победит или потерпит поражение, но в любом случае левый фланг устоит.
Мемнон и Филокл бьются с лучшими силами македонцев, и, что бы ни сделал Киний, исход их битвы он не может изменить.
На северном конце гряды у края водоворота толпились Травяные Кошки и ольвийцы, лишившиеся руководства.
Золотой наконечник стрелы проник глубоко, зверь был ранен, но золотые мужчины и женщины падали наземь. Киний больше не видел Зоприона, но читал его мысли. Зоприон должен решить, что золотая стрела — последний резерв, а в золотой шапке — царь саков.
И тут далеко на западе в море травы вновь всплеснуло золото. Сердце у Киния екнуло. Царь.
Еще только середина утра. Надо продержаться час. Еще один отвлекающий маневр позволит выиграть время и сохранить людям жизнь. Если держится правый фланг, удержится и центр, и, когда царь придет, ольвийцы будут живы. Но если правый фланг не выдержит, царь придет лишь для того, чтобы зажечь погребальные костры погибшим. А если царь медлит сознательно…
Киний повернулся к Патроклу, который выглядел старше своих пятидесяти лет.
— Следуйте за мной, — велел он.
Не сказав больше ни слова, он начал спускаться с северного края гряды. Даже с оконечности гряды он видел далеко на равнине штандарт с конским хвостом. И задумался, что произойдет, если он откажется встретить свою участь и просто уедет.
Он рассмеялся.
Сделал знак людям Никомеда, которые пили воду, и те снова сели верхом, увеличив его отряд.
Дальше к востоку пересаживались на свежих лошадей Травяные Кошки, десяток воинов Диодора — и сам Диодор.
— Эти господа подарили нам свежих коней, — сказал Диодор. Его шлем исчез, рыжие волосы казались на солнце совсем светлыми. У него была опасная рана на плече, одна петля нагрудника разрублена. — Здесь было жарко. Я думал, мы отступим?
Киний пожал плечами.
— Поздно.
Диодор сражался со своим панцирем. Ситалк протянул ему кожаный ремень. Вдвоем они привязали нагрудник плотнее. Никий собирал выживших в один отряд.
— Где царь? — спросил Диодор.
Киний плетью показал на запад.
— Царь идет, — сказал он.
Люди бросали свои дела, прислушивались, и он крикнул, показывая на поднимающуюся за театром битвы пыль:
— Царь идет!
Эти слова пронеслись по равнине, как огонь по сухой траве.
Диодор цинично улыбнулся.
— Конечно, идет, — сказал он и хлопнул Киния по спине. — Поехали навстречу.