Тиран

— Все не так, как ты думаешь. На данный момент я хочу лишь подорвать доверие к ним. Мы распустим слух, что они сговорились с карфагенянами и принимают деньги от Гимилькона.

— На меня не рассчитывай. Эти бедняги ни в чем таком не виноваты, и тебе это известно. Не следует применять недостойные средства.

— Это необходимо для спасения города.

— А спасение города и твоя власть — одно и то же?

— Мое руководство — гарантия этого. Я лишь должен повести народ на битву, потому что я один способен спасти город от гибели, храмы от осквернения, народ от рабства.

Филист долго молчал, не зная, что ответить. Он бродил по комнате взад-вперед, уставившись в пол и чувствуя на себе пристальный взгляд Дионисия.

— Знаешь, — произнес он в какой-то момент, внезапно останавливаясь посреди комнаты, — тебе следовало родиться в эпоху героев Гомера. Это было твое время. Тебе бы появиться на свет царем, кем-то вроде Ахилла, Диомеда, Агамемнона… Но тот век остался в прошлом… навсегда, и он уже не вернется. Мы живем в больших городах, где все социальные слои хотят быть представленными в управлении, где правителей выбирают и смещают в зависимости от их заслуг и провинностей.

— И их интриг! — добавил Дионисий.

— Интриг? А ты что предлагаешь? Чем ты лучше?

Дионисий молча подошел к нему, глаза его горели, и

Филисту показалось даже, что товарищ собирается ударить его. Но тот опустил голову и тихо проговорил:

— Мне нужны твои советы, твоя дружба. Не покидай меня. Я не могу объяснить, чем я лучше, могу только спросить: веришь ли ты в меня или нет, друг ты мне или нет, со мной ты или против меня, Филист?

— У тебя есть Лептин. Он твой брат.

— Лептин — храбрый юноша, он предан мне, но мне нужен твой ум, твой опыт, но главное, как я уже сказал, — твоя дружба… Что ты ответишь мне?

— Ты просишь от меня слепого повиновения твоим решениям, верности твоему видению мира.

— Да, именно этого. Во имя всего, что нас связывает, всего, что мы пережили вместе.

Филист вздохнул.

— Ты ведь знаешь, для тебя я готов на что угодно. Но существуют моральные убеждения, от которых трудно отказаться… Более чем трудно, мучительно.

— Знаю. И хоть тебе это может показаться странным, я тебя понимаю. В любом случае проблема животрепещущая, но простая. Тебе достаточно лишь заглянуть в свою душу и выяснить, твоя любовь ко мне сильнее твоих принципов или нет? Только и всего. Однако мне нужен ответ. Сейчас.

Филист молча подошел к окну, там он стоял, наблюдая за чайками, летавшими среди деревьев и парусов Большого порта, над красными крышами Ортигии и храмом Афины. Когда он обернулся, глаза его блестели, казалось, он утратил всегдашнюю уверенность в себе, пресловутый контроль над эмоциями.

— Я с тобой, — произнес он со вздохом. — Я готов следовать за тобой.

— Даже в царство мертвых?

— Даже в царство мертвых.

Дионисий обнял его, потом пристально посмотрел в глаза:

— Я знал, что ты меня не покинешь.

— Я был на грани.

— Ты всегда можешь это сделать. Никто тебя не удерживает.

Филист промолчал.

Дионисий вручил ему листок со списком имен:

— Этих военачальников необходимо убрать с дороги. Остальные обязаны нам своим избранием и по крайней мере до некоторых пор будут делать то, что я скажу.

Филист кивнул и взял листок, а Дионисий направился к выходу.

— Постой, — окликнул его друг.

Дионисий остановился на пороге.

— Ты таким не был никогда прежде. Откуда такая безжалостная твердость?

Во взгляде Дионисия блеснуло отчаяние, внезапно, стремительно, почти неуловимо.

— Тебе ведь хорошо известно откуда, — проговорил он. И вышел.

Филист медленно вернулся к окну и возобновил наблюдение за чайками. И лишь ласточки, кружившие совсем рядом, под крышей, видели его слезы.

Неделю спустя на узких улочках Ортигии среди ночи раздались тяжелые шаги наемников Дионисия. Шестеро из десяти верховных военачальников, входивших в военный совет, были арестованы, покуда спали, и отправлены в тюрьму по обвинению в сговоре с врагом. Четверо оставшихся поспешили подтвердить свою безоговорочную преданность общепризнанному лидеру. Должности арестованных заняли друзья Дионисия, в том числе его приемный отец Гелорид, брат Лептин, товарищи — Битон, Иолай и Дориск, — все они входили в состав Братства.

Весна в том году наступила поздно, шторма долго препятствовали открытию навигации. Гимилькон покинул Акрагант лишь в начале лета, спалив храмы, осквернив святилища, изуродовав украшавшие город монументальные произведения искусства. Статуи богов и героев, многие из коих являлись истинными шедеврами, разбили молотом. А все изделия из бронзы, серебра, золота и слоновой кости захватили в качестве добычи, чтобы отправить в Карфаген. В их числе и знаменитого бронзового быка, посредством которого, по слухам, тиран Фала-рис пытал и убивал своих политических противников. Карфагеняне отправили его в Тир, свою метрополию, в качестве знака уважения и почтения.

Потом армия двинулась на Гелу, флот при этом тем временем обеспечивал доставку морем разобранных осадных машин.