Тиран духа

При звуке этого некогда знакомого голоса Элинор подняла голову. Юлиана так тихо вошла в зал, что настоятельница не слышала шагов. Теперь ее давняя подруга стояла в нерешительности у противоположного конца длинного стола, с лицом, таким же бледным, как обрамлявший его серый чепец.

— Да, одна, — откликнулась Элинор. — Боюсь, могу предложить тебе только свое общество.

— Больше ничье общество мне и не нужно.

— Хочешь присоединиться?.. — движением руки Элинор указала на еду, стоявшую перед ней.

Юлиана покачала головой. Потом наклонилась, словно под тяжестью невидимой ноши.

— Вы слышали о смерти слуги вашего отца?

— Да, слышала, — тихо ответила Элинор. — Мои слова, конечно, могут послужить лишь слабым утешением, но я сделаю для его семьи все, что смогу.

Какое-то мгновение она помедлила в нерешительности.

— Мне сказали, это был несчастный случай, но я горюю о жене и малышах, которые остались без отца.

Она знала, что им не придется голодать, и эта уверенность могла разве что отчасти притупить боль, выпавшую на долю семьи.

— Я тоже. Мой отец поклялся, что позаботится о них. Он чувствует ответственность за глупый поступок Генри, испугавший лошадь, — она вздрогнула. — Но все равно семья будет долго с горечью вспоминать этот злосчастный день.

Где та жизнерадостность, которая некогда придавала блеск глазам подруги и румянец — ее щекам, со все возрастающей грустью подумала Элинор. У Юлианы всегда было доброе сердце, и она горевала о смерти любого из Божьих созданий, но нрав ее был таков, что она быстро переставала грустить и начинала снова радоваться жизни — радостью, заразительной даже для тех, кому судьбой уготованы были многие печали этого мира. Что же настолько омрачило душу подруги ее детских игр?

— Хочешь пройтись сейчас со мной вдоль крепостной стены, Юлиана? — спросила Элинор, — Может быть, зрелище нового дня развеселит нас. Кроме того, прошло столько лет с тех пор, как мы говорили в последний раз. Нам есть о чем рассказать друг другу.

— Это будет для меня честь, — ответила Юлиана, ее тихий голос больше напоминал шепот.

— Пойдем поприветствуем солнце. Оно дар Божий даже в темное время года, — с этими словами Элинор потянулась и взяла ее руку. Та показалась высохшей и хрупкой, словно рука старухи. Элинор нежно погладила пальцы подруги.

Высоко на стене замка от резкого ветра щипало в носу, и щеки розовели у двух женщин, неподвижно стоявших на каменной галерее. Внизу, в долине, смутно чернел лес. Клочья тумана временами полностью скрывали его, чтобы затем явить на какой-то мучительно краткий миг. Белый дымок над крышами немногочисленных деревенских домишек у подножия холма, на котором высился Вайнторп, закручиваясь спиралью, поднимался вверх и растворялся в пелене, делавшейся все плотнее. Матери хлопотали у очага, варили похлебку и пекли хлеб, чтобы их мужьям и детям было чем подкрепить силы в этот холодный день. Посреди деревни в окружении хижин стояла маленькая церковь. Женщинам со стены замка была видна группа людей — крохотные фигурки, чьи одежды бедность окрасила в унылые цвета. Эти люди направлялись к замку в надежде на милостыню и остатки ужина, которым обитатели замка лакомились накануне, — объедки на пропитанных жиром деревянных досках. Хотя сквозь туман животных нельзя было разглядеть, Элинор и Юлиана знали, что в поле, между деревней и лесом, бродит стадо, разыскивая под снегом увядшую зимнюю траву. Черные козы, вставая на задние ноги, обгрызали нижние ветки деревьев, пятнистые овцы жались друг к другу в поисках тепла. В морозном воздухе отчетливо разносилось их блеяние. С большого расстояния, да еще в мягком свете туманного утра, картина выглядела идиллически.

— Миледи, я хотела попросить вас об одолжении, — начала Юлиана. Пар от ее дыхания повисал затейливыми завитушками, какими украшают заглавные буквы в нарядном манускрипте.

Элинор улыбнулась.

— Миледи? Ты что, забыла, как мы вместе росли? Тогда мы были Элинор и Юлиана.

— Сейчас вы глава Тиндальской обители. Я почитаю вас как настоятельницу.

— Эта честь принадлежит моему отцу. Я приняла ее ради него.

На лице Юлианы в первый раз появилась улыбка.

— Судя по тому, что мы слышали, вы и сама заслужили немало. Джордж нам рассказывал, что при дворе только и говорят, что о ваших уме и отваге. — Она коснулась локтя Элинор: — Он шлет вам привет и — да, и уверения в своей братской любви.

— Ты хотела поговорить со мной с глазу на глаз лишь ради того, чтобы передать мне привет? — спросила Элинор.

Где-то в глубине души она почувствовала беспокойство. Если Джордж говорит о братской любви, поспешила уверить она себя, это хороший знак. Вдруг он ее простил? Вдруг он даже успел жениться?

— Нет, миледи. Но он не хочет, чтобы вы думали, что он вас забыл.

Элинор улыбнулась, но слова подруги были не совсем те, которые она надеялась услышать.

— Тогда скажи ему, что я шлю ему привет и любовь, как сестра дорогому брату.

— Это честь для него, миледи.