Тиран духа

Элинор откинулась на спинку стула и на мгновение закрыла глаза, чтобы вернуть душевное равновесие. Обнаружить гнев значило пойти на поводу у Исабель, оставив в стороне истинную причину, по которой эта женщина провоцировала ее.

— Игры, на которые в юности нас толкает горячая кровь, — не более чем игры, — сказала она наконец. — Мне помнится, немало пчел летело и на ваш мед, но от этого не вышло беды. Какой же тогда грех в том, что все мы делали в то лето?

Плывущий туман, порождение винных паров, застлал глаза Исабель, когда она попыталась налить в чашу неразбавленного вина и половина его вылилась на сундук. Алый ручеек запетлял по деревянной крышке и закапал на каменный пол рядом с канделябром.

— Разве что осенью, наступившей вслед за летом, но что вы можете знать об этом, миледи? Вы уехали в Эймсбери и никому из нас не написали ни строчки.

Это правда лишь отчасти, подумала настоятельница, ища и не находя объяснения горечи и озлоблению в словах Исабель. Конечно, причина вовсе не в разбитом сердце Джорджа, — ведь прошло столько лет. В устах Исабель то, что происходило тогда между Джорджем и Элинор, звучало более живописно, чем это было на самом деле, но Джордж вправду любил ее. Стоило Элинор написать ему, как он возымел бы ложную надежду, а ведь ни о каком браке не могло быть и речи. Поэтому, не желая быть жестокой, она избрала молчание как меньшее зло. Однако изредка она писала Юлиане и тогда, конечно, не забывала Исабель. Но это случалось все реже, что часто бывает между друзьями, которых разводит жизнь. Последнее письмо она послала, когда узнала о смерти матери Юлианы. Полученный ответ был вежливым, но не более того. Исабель же вообще никогда ей не писала.

Нет, Элинор не допускала мысли, что такую злость Исабель питает к ней из-за несбывшихся мечтаний Джорджа. Быть может, она ревновала к той более тесной дружбе, которая связывала Элинор с Юлианой? Нет, маловероятно. Женщина, сидевшая перед ней и опустошавшая сейчас очередной кубок, никогда не стремилась близко подружиться с Элинор. Что же настолько лишило ее покоя?

— Наверное, Исабель, какое-то важное письмо не дошло до меня или какое-то из тех, что я послала вам всем, затерялось? Я, честное слово, писала вам, когда умерла леди…

— Мы получили письмо.

— О том, что вы с сэром Джеффри поженились, я не знала.

Исабель презрительно фыркнула.

— Поженились?

Сердце Элинор дрогнуло. Неужели она попала в точку?

Исабель запрокинула голову и грубо рассмеялась.

— Вы называете это «поженились»? Ах, да, монашка и Христова невеста, наверное, и должна так это называть. Когда я произносила обет у алтаря, то клялась не осквернять супружескую постель, а вовсе не блюсти целомудрие. Странная вещь обеты. По сути, я такая же монахиня, как и ты, Элинор.

— Я не совсем понимаю…

Исабель плеснула в свой кубок еще вина.

— Не разыгрывай передо мной дурочку. Или ты действительно так плохо соображаешь?

Сейчас не время давать волю гневу, сказала себе Элинор.

— Да, какие-то обеты я, возможно, и дала, но только не обет глупости. Если ты хочешь мне что-то сказать — говори, но: я не имею намерения совать свой нос в то, во что ты бы не хотела меня посвящать.

Исабель похлопала себя по животу.

— Чего здесь прятать? Разве с тех пор, как я замужем, я понесла? — Она наклонилась вперед, пытаясь удержать взгляд покрасневших глаз. От ее дыхания несло прокисшим молоком. — Я молодая женщина и в день свадьбы была беременна, но с тех пор так и не зачала. Какой вывод ты из этого сделаешь? Люди скажут, что сэр Джеффри хоть и согревает постель своим телом, но его вожделение не может согреть семени его жены. Многие советовали ему отослать меня и взять на мое место женщину, способную зачать.

— Если однажды он уже одарил тебя ребенком…

— Одарил ребенком, так ты сказала? — смех Исабель неприятно поразил уши настоятельницы. — Говоря по правде, его член увял от одного из тех обетов, которыми ты так дорожишь, Элинор. Он обещал Богу воздержание, а тот должен был за это спасти от смерти занемогшую мать его детей. Хотя Бог не выполнил Своих обязательств по договору, зато мой муж, несмотря на женитьбу, явно вознамерился соблюсти свои вплоть до Судного Дня.

— Тогда каким образом?..

Исабель потянулась за кувшином, подняла его над головой и грохнула об пол прямо перед собой. Черепки полетели в разные стороны. Один большой осколок замер, покачиваясь, у самой ноги Элинор. Красное вино забрызгало их платья, потом понемногу стало просачиваться в трещины в каменном полу.

Женщины смотрели друг на друга. Щеки и лоб Исабель из красных сделались белыми, потом снова красными. Элинор молчала перед лицом столь великого гнева, столь великой скорби и явно чрезмерно большого количества выпитого.