Тиран (ЛП)

- Ну, думаю, это не изменилось, - сказала я, все-таки занимая место за столом. - В последние месяцы мне частенько говорили, что я задаю слишком много вопросов.

Надин разбила яйцо в миску.

- Но ты изменилась. Я вижу это.

- Полагаю, это плохо? - вздохнула я.

- Нет, - она подошла ко мне и оперлась локтями на столешницу. - Вообще-то… думаю, мне нравится.

- Чем я теперь отличаюсь?

Надин поджала губы.

- Не уверена на все сто, но скажу тебе, как только буду знать, - потянувшись вперед, Надин ущипнула меня за нос. Подмигнув, женщина повернулась к плите, где начала смешивать ингредиенты деревянной ложкой.

- Это нечестно, - произнесла я, и получилось более жалостливо, чем хотелось. - Все знают меня, но все для меня чужие. Я практически сама себе чужая.

- Детка, ненавижу говорить тебе это, но ты заметила, чтобы твой отец хоть каким-то образом создал впечатление о том, что он милый и приятный собеседник? - Надин вытащила половник из столешницы.

- Нет, - тут же ответила я.

- Ну, в некотором смысле, вы двое всегда были чужими друг другу. Так что в этом плане все осталось прежним, - ответила она с улыбкой.

Я прикусила нижнюю губу.

- Не знаю, плохо это или хорошо.

Надин пожала плечами.

- А моя мама? Кто едет в спа, когда пропавший ребенок возвращается домой? - Я больше не прятала своей горечи, потому что мне было горько.

Надин скривилась, будто надеялась, что я не спрошу о своей матери. Она продолжила помешивать то, что сделала в миске.

- Спа - это код, обозначающий, что либо она скрывается в каком-то отеле, либо находится на лечении от алкоголизма, где проходит реабилитацию по очищению поврежденной печени, - женщина вытерла руку о полотенце на плече. - То есть… я просто…

О своей матери больше слушать не хотелось, поэтому я прервала Надин, решив извиниться за свое поведение.

- Что ты делаешь? - спросила я, подаваясь вперед и опираясь на локти.

- Твой любимый завтрак на обед.

Мое сердце затрепетало, когда она зачерпнула немного взбитого теста и залила его на раскаленную сковородку. Когда Надин взялась за лопатку, чтобы перевернуть содержимое, я увидела Преппи, стоящего на ее месте в своем любимом фартуке из красного кружева.

- Блинчики, - прошептала я, и мое сердце начало увеличиваться в размере. Внезапно я почувствовала слабое головокружение. Звездочки затанцевали перед глазами, и я обняла себя, чтобы не упасть со стула.

Надин подошла и поставила передо мной тарелку с тремя идеально круглыми блинчиками, полив их сиропом. Квадратный кусочек масла начал таять на них, пока не расплавился и не потек. Аромат сладости окутал меня, вытягивая каплю за каплей боли и горечи, которые мучили меня с той ночи, когда умер мой друг.

- Тебе больше не нравятся блинчики? - спросила Надин, неправильно интерпретировав мою реакцию.

Я покачала головой.

- Не в этом дело, - ответила я, пытаясь бороться со словами.

- Тогда в чем, крошка? - спросила Надин, встревоженно положив руку мне на плечо. Я не ответила.

Не смогла.

Так что она притянула меня к своей мягкой груди и обняла за голову, которую я не так и решилась поднять. На протяжении недель после смерти Преппи меня настолько сильно тревожил Кинг, что я забыла о том, что так и не оплакала смерть своего друга должным образом. Я не понимала, что плачу, пока мои плечи не начали сотрясаться.

- Почему ты плачешь?

- Потому что… - мне удалось произнести слова с коротким выдохом.

- Потому что… что?

- Потому что… блинчики.

Глава 3 Доу

Надин укачивала меня, пока я не успокоилась. Она отодвинула тарелку с блинчиками, словно именно они стали причиной моего маленького срыва.

Мы обе решили, что мне нужен был хороший сон. Надин провела меня наверх к двери в конце коридора.

К моей комнате.

Кружевные белые занавески, стены приятного синего цвета и мягкое, словно облако, розовое одеяло. Маленький настенный бра с электрическими свечами висел над кроватью, на которой рядком стояли мягкие игрушки животных. Осматриваясь вокруг, я не могла не вспомнить другую маленькую комнатушку в городке недалеко отсюда. С плоским матрасом, с самым удобным одеялом выцветшего синего цвета и сломанной лопастью вентилятора, о которую Преппи ударился головой, с энтузиазмом прыгая на кровати.

В груди защемило.

В этой комнате — моей — над простым белым столом висела пробковая доска. К ней иголками были прикреплены наброски на альбомных страницах. Я медленно шла по комнате, пробегая рукой по слегка текстурированным стенам, блестящей ткани подушек на небольшом подоконнике, и, наконец, по самим наброскам, которые оказались в основном пейзажами с парой портретов. Я узнала среди них портреты Сэмми, а один принадлежал Таннеру. На наброске в центре доски были изображены они вместе, сидящие под деревом, улыбающиеся, как я предполагаю, мне.

— Ты любишь рисовать. У твоего отца чуть не случился инфаркт, когда ты сказала, что хотела бы учиться в школе искусств, — начала Надин, стоя в дверном проеме. — Это стало для тебя тяжелым ударом.

Да, и по большим причинам, чем ты думаешь.

Я чувствовала взгляд Надин на себе, пока шла по комнате, желая вспомнить хотя бы что-нибудь.