Тиран (ЛП)

— Вы берете Таннера в законные мужья… — слова были лишены романтики, но, тем не менее, это обещания. Обещания, произнесенные вслух перед клерком и любым слышавшим это. Я словно робот повторила свои обеты, произнося ложь в каждом фальшивом обещании. Чтобы усмирить желание упорхнуть отсюда и умчаться вниз по ступенькам здания суда с криками, я представила, как буду играть с дочкой Кинга. Раскачивать ее на качелях. Строить с ней домик на дереве. Затем картинка изменилась, и я стояла именно там, где стояла — в зале суда, произнося клятвы. Только давала их не Таннеру. Кингу. И в обетах для него не было лжи. Они правдивы. Мое сердце болело, а я улыбалась, представив, что обещала любить Кинга в болезни и здравии, в горе и в радости до скончания дней.

Когда клерк произнесла: «Вы можете поцеловать невесту», я настолько прониклась своей воображаемой картинкой, что наклонилась вперед, и лишь в последнюю секунду отвернулась, поэтому Таннер поймал лишь уголок моих губ. Когда он отстранился, то улыбался, словно я на самом деле стала его женой, хотя сама испытывала лишь отвращение к его поцелую.

Затем до меня дошло.

Я на самом деле ею стала.

Должно быть, я выглядела, словно у меня сейчас случится сердечный приступ, потому что клерк продолжала спрашивать меня, все ли было в порядке

— Миссис Редмонд, вы в порядке? — я кивала и улыбалась. Таннер заплатил сорок два доллара за свидетельство и заполнение бланков. Я не произнесла больше ни слова. Не могла. Потому что если бы я ответила на ее вопрос, если бы открыла рот, то боялась, что правда сорвется с моих уст. Поэтому и молчала, пока мы выходили из здания суда и направлялись домой. Я даже не попрощалась, когда он высадил меня у моего дома.

Я молчала, пока не осталась в своей одинокой кровати в комнате, которую не помнила, в жизни, которую не хотела, в семье, построенной на лжи. Потом перекатилась на бок и прижала подушку к лицу.

И как миллионы других невест, я плакала в день своей свадьбы.

Глава 18 Доу

Меня стошнило трижды за это утро, и, несмотря на слабость, желудок был готов вернуть миру все свое содержимое, если таковое еще осталось. Несомненно, все мое тело находится в состоянии отрицания происходящих событий.

Вечеринка для привлечения спонсорских денег проводилась на заднем дворе дома Таннера — в последнем месте, где я хотела находиться.

Сенатор чувствовал себя как рыба в воде, пожимал всем руки, называл гостей по именам и вспоминал род деятельности каждого из присутствующих на вечеринке гостей, словно они были лучшими друзьями. Бассейн Олимпийского размера покрыли органическим стеклом для создания иллюзии хождения по воде.

Как уместно, подумала я, увидев отца по другую сторону бассейна.

Мама стояла у бара в компании нескольких женщин, одетых в летние платья различных оттенков, у всех были массивные украшения, а их волосы были заплетены во французские косы. Они даже не пытались притворяться трезвыми. Как и отец, они играли свои идеально отрепетированные роли в мире политиков. Я поняла, что моя мать в совершенстве овладела искусством того, как правильно подать себя публике, будучи нетрезвой.

Мой девятый день рождения. Мама идет по двору в своем голубом платье с низким вырезом и спотыкается на золотых каблуках. В ее руке бокал вина, когда она прямо на наших глазах сталкивается со столом, на котором лежат все подарки от моих школьных друзей. Надин разрезает праздничный торт, а мама говорит всем, что мы не должны его есть, потому что там много калорий, от которых у нас будут толстые задницы, а мужчины таких не любят. Вино выплескивается через край, и фокуснику, которого Надин наняла для праздника, приходится схватить маму за локоть, чтобы она не упала в бассейн, когда ее каблук застревает между плиток у края бассейна.

Чудом ей удается ухватить ускользающий бокал.

— Я спасла его! — кричит мама, поднимая его над нашей маленькой группкой, как трофей. — Полностью спасла, — снова повторяет она, прежде чем уйти в дом, не произнеся больше не единого слова.

Думаю, она не всегда была так хороша.