Тирания Я: конец общего мира

Этос, о котором мы будем говорить, полноценно оформился не так давно, но важно, что его появление лишь завершает процесс, начавшийся в далеком прошлом: ему более двух веков, и он берет начало в философской и политической доктрине, сформировавшей, в особенности на Западе, наши традиции и культуру, – речь идет о либеральном индивидуализме. Течение, зародившееся в самом начале XVIII века и познавшее теоретический взлет в эпоху Просвещения, должно было отразить чаяния тех, кто стремится избавиться от гнета, способствовать выражению личного мнения и утвердить принцип независимости внутри общества, призванного поставить во главу угла правовое равенство и умножение общественной пользы. Но вот парадокс – или, скорее, сущностный недостаток данного направления мысли: начатое на заре XIX века применение этих правил внутри крупных промышленных держав вскоре привело к разрастанию вопиющего неравенства, повсеместному ухудшению условий труда, хроническому обнищанию. Сколько явлений, бесконечно порождающих – по крайней мере, у большинства – жестокое ощущение разрыва между изначальным, казалось бы, светлым посулом и повседневной реальностью жизни! А вдобавок – острые столкновения, политические и общественные конфликты, регулярные возмущения и все чаще разделяемое чувство, что хваленое равенство недостижимо для большинства.

И все же гораздо позже, когда позади осталась Вторая мировая со всеми ее страданиями и зверствами, возрождение либеральных демократий сопровождалось убежденностью: если свобода личности теперь как никогда становится главной аксиомой, значит, законные потребности каждого и всеобщее единство придут наконец в гармоничное равновесие. В будущем такие режимы обещали быть одновременно гарантами защиты индивида, частной инициативы и экономического роста, результатом чего станет счастливое процветание, несущее пользу всей общности. Для этого основное внимание уделили механизмам единомыслия и развитости общественных служб. Однако с течением десятилетий – из-за совокупного давления идеологических сил, частных интересов и периодически повторяющихся кризисов – эти принципы стали постепенно утрачивать свое наполнение, а параллельно складывались все более рабские условия труда и жесточайшая конкуренция среди тех, кого в середине 1970-х осчастливили начавшейся делокализацией промышленных предприятий и вытекающими отсюда массовыми увольнениями. Настал час горького разочарования, когда общественный договор у нас на глазах перестал служить фундаментальной опорой и пошел трещинами, обусловив недоверие к политикам, которое впоследствии будет только расти. Эта рана, в своем роде первая коллективная травма, не забылась и оставила след на несколько поколений вперед, так что около полувека спустя мы обнаружим, что он неизгладим и служит благодатной почвой, на которой обильно множатся все обиды будущего.

Однако после падения Берлинской стены в 1989 году, – словно наступило прозрение, – у этой идейно-политической линии под звуки фанфар вновь проявилось тяготение к своему изначальному духу и стремление обрести второе дыхание. Оно открылось на волне «конца истории», когда оказалось, что противостояние диаметрально разнящихся моделей цивилизации и впустую потраченных военных бюджетов сделалось пережитком и теперь уступает место строю, обещающему примирение и всеобщее благоденствие, – социальному либерализму. Казалось бы, победил обновленный общественный договор. Конфликт между свободной частной инициативой и поиском оптимального коллективного интереса исчерпан благодаря справедливому отчуждению материальных ценностей, произведенных ради общей пользы. Чем не логичная идея на фоне крушения государств, проповедовавших коллективизм и планирование, как и всех ответвлений и крайностей, обусловленных необузданным взлетом неолиберализма, наблюдавшимся долгие годы? Но в действительности время было упущено. И этот период стал поворотным: именно тогда выкристаллизовался двойной феномен, плавно вырабатывавшийся десятилетиями. Почти бесповоротная утрата доверия в отношении политических высказываний и тогда еще достаточно незаметный разрыв между индивидом и обществом. Так начался – и длится по сей день, – долгий этап постоянного и все ускоряющегося отклонения от паритета.

Курс на личную капитализацию