Тирания веры

Вонвальт подчинился и занял место рядом с огромным круглым столом, на деревянной столешнице которого была выгравирована карта Империи. Она была исполнена с исключительной точностью; каждая провинция помечалась своим цветом, а каждое поселение, город, река, лес и путевая крепость были подписаны так аккуратно, что мастерству резчика позавидовали бы и самые искусные монастырские чистописцы.

– Тебе ведь известно о великом магическом катаклизме? – спросил Император, глядя на меня.

– Я о нем слышала, – ответила я, ибо Вонвальт упоминал о катаклизме во время наших уроков истории. Я помнила, что он случился много веков назад и вместе с ним в наш мир пришла магия. – Но его истинная природа мне неведома.

– Она неведома никому. Но считается, что катаклизм был вызван пересечением смертной грани бытия и божественных измерений. Нечто сродни параду небесных тел, который открыл врата между мирами и позволил магии проникнуть в наше измерение. В сущности, когда люди творят чары, получается так, что они черпают энергии загробной жизни. – Государь пожал плечами и вручил нам с Вонвальтом по кубку вина. Я была так взволнована происходящим, что позабыла об этикете и не стала ждать, когда Император – да и сэр Конрад тоже, – выпьют первыми.

– И как тебе вино? – спросил меня Император.

Я сразу осознала свою ошибку и залилась краской.

– Ваше величество, я не…

Но он отмахнулся, заставив меня замолчать.

– Я не просил тебя извиняться, а спросил, нравится ли тебе вино, – недовольно сказал государь. – Ну же, скажи, как оно? – Он сделал большой глоток из своего кубка.

– Кажется… это лучшее вино, какое я когда-либо пробовала, – ничуть не лукавя, ответила я.

Император кивнул.

– Да, скорее всего, так и есть, – сказал он. – Это клоканпольское. Шестидесятилетнее. – Император снова отпил и поболтал вино во рту. – Хорошее, – провозгласил он, затем сел напротив нас и громко выдохнул. – Магический катаклизм породил казаров… и других полулюдей-полуживотных, например стигийских водяных. А мой далекий-предалекий прапрадедушка Валент Саксанский, который первым разместил на своем гербе волка, впоследствии ставшего Аутуном, путешествуя по Южным равнинам, взял в телохранители казара, и… что ж. Так рождаются традиции. Теперь, столетия спустя, Кимати стал Императорским Стражем, а я – его подопечным.

Он отпил вина и повернулся к Вонвальту.

– Спасибо, Конрад, что предупредил о Долине Гейл, – сказал государь. – Не знаю, доходили ли до тебя на севере вести о Сове, но весь город охвачен волнениями.

– Правосудие Августа упоминала о безобразиях млианаров и храмовников.

Император кивнул.

– Значит, Реси уже все известно. Она всегда в первых рядах.

Сэр Конрад прокашлялся.

– Была, государь. Можно сказать, что она убита.

Император резко повернулся к Вонвальту.

– Убита? Ты ничего об этом не писал!

– Ее тело живо и находится в хосписе при монастыре Долины Гейл. Однако ее разум мертв. Маркграф Вестенхольц и неманский священник по имени Бартоломью Клавер воспользовались руной Пленения, чтобы привязать ее сознание к телу лисицы, после чего перерезали ей горло. Я не располагал достаточным временем, государь, и не хотел, чтобы вести о случившемся попали не в те руки.

– Кровь богов! Руна Пленения? Неужели заговорщики овладели старой саксанской магией?

– Да, государь. Мне неведомо, как эти знания попали в руки Клавера, но не сомневайтесь, я все выясню.

Император потер лицо руками.

– Князь Преисподней меня раздери, что за бардак. Моей сети шпионов мог бы позавидовать и каудийский король, однако даже они, похоже, не могут уследить за всем. Я рад, что ты вернулся.

– Ваше величество, что происходит в сенате? – спросил Вонвальт, ставя свой кубок на стол. К вину он так и не притронулся.

– С тех пор, как ты повесил Вестенхольца, чего там только не происходит, – ответил Император, косо глянув на Вонвальта. – Видит Нема, он того заслуживал, но, кровь богов, лучше бы ты отправил его сюда.

– Он был государственным изменником, – удивленно сказал Вонвальт. Прежде я никогда не видела, чтобы сэра Конрада отчитывали за принятые решения, и его это заметно задело.

– Государственным изменником и любимцем толпы, – поправил Император. – А ты сделал из него мученика.

Сэр Конрад заерзал на месте.

– Разве что-то изменилось бы, повесь я его в Сове?

Император вяло отмахнулся.

– Нет, сама казнь и где ее провели – это не так уж важно. Сенат давно ищет повод сожрать себя изнутри. Не подвернись им Вестенхольц – нашелся бы иной предлог. – Он ткнул пальцем в Вонвальта. – Но ты не должен был вешать его.

– Я лишил его титулов. Он был… – начал сэр Конрад, выпрямившись на месте в струнку, но Император заставил его замолчать, покачав головой.

– Мы не в зале суда, Конрад. Ты не хуже меня знаешь, что тебе стоило предать его мечу.

Вонвальт замолк. Упрек повис в воздухе подобно неприятному запаху, но Императора ничуть не озаботило то, как скривился его блудный сын.

Он положил руки на стол с картой и сжал пальцами его деревянный край.