Тираннозавр

Пасть двери распахивается. Стоящая возле дверной глотки мать не понимает. Что происходит? Саша нагибает голову и прыгает в окно между рукой и торсом отца, которые встречаются и становятся прямым углом – подмышкой. Мальчик пролетает мимо и вырывается в открытое небо подъезда.

Недоумевающая рука отца тянется, тянется, тянется, длинится, чтобы ухватить сына за спину, за кожу, за мышцы – и метр, и два, и три в длину – как спагетти. Ты куда?! Ты куда! – Но рукам отца ничто не подвластно. Не существует никаких расстояний, когда ты летишь. Саша летит. Вот так вот просто.

Зверь лежит без сил. Кровь успокоилась. Сгладилась штилем на порванной коже. Он смог подняться. Он смог убежать. Но. Ему все еще больно. Нет, не все еще. Теперь. Теперь ему больно.

Он рухнул в свалку кустарников. Среди огромных деревьев древнего леса. Где почти что нет света. И худшее, что его ждет, – это голод. Но зверь не может охотиться. Ведь хвост это все. Без хвоста он не сможет поймать никого. Без хвоста не встать, без хвоста не бежать, не повернуться, не жить. И голодать он не может, иначе умрет.

Саша падает вниз по ступенькам. Свободный, как заключенный. Мальчик летит, как скала, между старых дверей и дыр на стенах, заткнутых бетоном и монтажной пеной. Он еще не отрастил себе крылья, но скоро. Скоро он вырвется из лестничной клетки.

Все кончено. Зверь спасся, но теперь умрет от голода. Горящие веки еще шевелятся. Но чем больше приходит свет, чтобы порезать глаза, тем дальше уползает надежда. Его найдут, и добьют, и съедят, и.

И вот, он видит, как в мутной жиже юного рассвета. С ореолом рассветных лучей вокруг громадного тела. Толстенные когти, бороздящие землю. Утиные, малютные лапки. Зуб за зубом, засевшие в дряхлой мертвой плоти. Туша в гигантских ножах. С первым лучом света. Это другой. Вернее, другая. Его другая. Его спасение. Его семья. Она убила, чтобы он – ел. Она живет, чтобы он – жил. Последний шаг. Саша выбегает во двор, а там ничего нет.

Спокойной ночи

прости

стихи это кишки

вываленные на бумагу

на

подержи

текст это тело

истекающее буквами

ключ вытащила

завтра рано вставать

уже ложусь

не забудь купить туалетную бумагу

люблю

Р-ад

цветы порхают по земле

ветер плывет красиво

мимо

мысли тают навстречу весне

тонкая нитка улыбки

я рад быть здесь

паралич мышц лица

не знаю

что сказать

зрачки прячутся в белках

я правда рад

Послесловие

бороться до последнего всего

до последней поломанной кости

до последней мурлычущей мышцы

до последней слезы

плачущей о том как она любит любить

до последнего нерва

желающего погибнуть

до последней боли

окрашивающей черное в белое

до последнего сухожилия

порезанного выбором

до последней мысли о чем-то

красивом

спать до последнего пробуждения

до последней судороги – жить

мучиться до последней мечты

до последнего сопротивления

до последнего ничего

до себя последнего

бороться

Родина

у них на столе моя жизнь

по телевизору сказали

чтобы стать настоящим гражданином

нужно умереть

возьми в окопы две книги

читай между выстрелами

любовь лежит по ту сторону чей-то жизни

делай что необходимо

отдай что нужно отдать

любовь не знает добра и зла

верь в будущее

забудь настоящее

люби человека

убей что останется

родина отыщет всех

даже тех у кого ее нет

только дом

в который вломятся те

у кого родина есть

Не упади

не падай в человека

пропасть

это тело

или то что прячется внутри

не упади

ты не умеешь плавать

это океан

и его гладь

лишь отблески лучей

делают ее похожей на песок

по которому хочется пойти

не думай что ты видишь день

это ночь окрасила твои зрачки

держись за берега своих глазниц

не упади

Мечты

точные улицы

затачивают в ножи

мои мягкие мечты

а те

отделяют от костей

срезают суставы

выбрасывают устало в мусорный мешок

все что ослабло

все что что хочет обратно

мечты мнут

мясистое мясо

мясо из мяса

то что осталось выбросить

вину

то что оставил кухонный нож

столу

Сколопендра

пахнет человечиной

воздух изуродован тревогой

на полу голодный голый мясной конус

прутья ее рук

перила ног

скручены в замок

в спину вгрызся позвоночник

ползет под тощей кожей многоножкой

ключ остался в прошлом

Выход

на стене покрытой граффити

у входа в притон

написано

каждой жизни – смысл

каждому миру – Бог

Больше не

на кончике самой последней иглы

за стеной последней дозы

в безмолвной ощутимой пустоте

обернутый в последнее “больше не…”

всегда раздается ее смех

над нашей шуткой

Эйфелева башня

ее точно построили эльфы

или феи

или вместе

меня раздел этот город

теперь раздевают зрачки

тебе и

незачем его видеть

ты так похожа на Париж

всмотрись

в отражении моих глаз

красивая ты

Монпелье

почти двадцать четыре часа

в автобусе

туалет сломался

здесь и правда

солнечнее солнце

в каждой травинке смысл

в каждом винограднике Бог

теперь я понимаю

почему Ван Гог

так любил

эти подсолнухи

фиолетовые океаны

лиловой лаванды

среди плоских салатовых скал

как лесная лиса

ты считал что схватил сказку

а она умерла но сбежала от тебя

без хвоста

я уже уезжаю

обратно

Всего лишь

я видел много страшного

всего лишь

я видел как всего лишь

убивает

оно убило моего друга

он повесился с помощью

всего лишь

двух слов

боль – всего лишь мысль