Тираны. Императрица

Но больше всего Цыань злилась от смутной догадки, что по неизвестной причине та, что смиренно застыла перед ней на коленях, совсем не боится ее, хотя и пытается не выказать своего спокойствия. Колдовские глаза выдавали наложницу — как ни старалась та изобразить дрожь и благоговейный ужас, взгляд ее оставался пуст и холоден, словно у рептилии.

«Посмотрим, как ты запоешь сейчас!» — зловеще произнесла императрица и усмехнулась получившейся игре слов. Ей давно донесли, что разноглазая ловко завлекла ее супруга именно пением. Обернувшись к служанкам, Цыань взмахнула платком, угол которого сжимала в кулаке. Те, переглянувшись, взялись за палки поудобнее и обступили Орхидею.

Сяньфэн подбежал к супруге и схватил ее за рукав. «Нельзя бить этого человека! — закричал он, умоляюще глядя на рассвирепевшую Цыань. И прежде чем та успела разразиться негодующей тирадой, добавил высоким от напряжения голосом: — Она беременна!»

Императрица осеклась. Побледнев, она бросилась к наложнице и подняла ее на ноги. Орхидея, поблагодарив за милосердие, снова опустилась, всем видом выражая смирение.

Несчастная Цыань, готовая разрыдаться, обратилась к мужу. «Почему же мне никто не сообщил об этом? Если в ее чреве наследник, то я могла совершить несмываемый грех перед предками, убив, пусть и по неведению, столь драгоценную ношу!»

Орхидее немедленно была дарована новая одежда, поднесены дорогие украшения и вручена значительная сумма денег. Страдавшая бесплодием императрица заглаживала вину, как могла. Впрочем, наложница-фаворитка проявила по отношению к жене своего господина столь ласковые и кроткие чувства, что мигом растопила остатки неприязни, и между двумя девушками вскоре завязалась теплая дружба. И Цыань, и даже принц Гун приметили здравость рассуждений и ясность ума Орхидеи и уже не считали зазорным выслушать ее мнение, а императрица и вовсе стала часто обращаться за женскими советами — как ухаживать за кожей лица, как сохранять упругость тела, как придать волосам блеск… Лишь злопамятный Су Шунь, на дух не переносивший наложницу, продолжал убеждать правителя и его супругу, что в лице разноглазой лисицы двору грозят неприятности и опасность, но от его слов отмахивались, зная его тяжелый и склочный характер…

…Покончив к полудню с приемом сановников, Сяньфэн, утомленный бременем государственных дел, поспешил в Тень платанов, единственное место в Запретном городе, где он чувствовал себя счастливым. Ведь там ждала его та, кто способна родить наследника. Та, которая разбудила в нем мужчину. Та, с которой можно было, не таясь, беседовать о том, что тревожило душу.

Приняв из рук Орхидеи очередную трубку, император сделал затяжку и улегся поудобнее на кровати. Желанная пустота не приходила. Так сильно была загружена голова, что вместо приятного расслабления в ней роились мысли — короткие, мрачные, торопливые, словно стая летучих мышей металась под каменным сводом.

— Вот-вот будет новая война… — пожаловался Сяньфэн. — Конечно, мы ее проиграем, как и предыдущую. В этом никакого сомнения, во всяком случае, у меня. Не представляю, откуда брат Гун черпает уверенность в грядущей победе…

Орхидея задумалась.

— Иноземцы полагают, что наша страна подобна поверженному слону, делающему последние вздохи, — наконец отозвалась она. — Принц Гун считает, что Поднебесная похожа на раненого и рассерженного льва, готового к решительному броску. Ошибаются и те и другие.

— Продолжай, — заинтересованно произнес император, приподнявшись на локте.

Наложница принялась готовить новую трубку. Аккуратно присаживая темный и вязкий шарик на прокопченную чашечку, девушка вскинула бровь и ответила:

— Война, которую развязали против нас торговцы этим зельем, была необходима и нам. Вернее, ее исход был очень важен для Китая. Ведь мы извлекли горький урок из поражения, поняв, что нельзя недооценивать заморских дьяволов.

Сяньфэн усмехнулся, слабыми пальцами поглаживая мундштук из слоновой кости.

— «Нет большей беды, чем недооценивать противника», — утомленно процитировал он мудреца Лао Цзы, наблюдая за тем, как Орхидея управляется с огоньком лампы, регулируя его. — Наша беда была в том, что белых людей мы посчитали ниже себя. Так оно и есть, конечно, длинноносые нам не ровня. Но мы не можем противостоять их грубой силе, их дьявольским машинам. Их изобретения дают им неоспоримое преимущество, и все может закончиться плачевно — варвары способны разбить нас и установить господство над всей Поднебесной. Об этом не знали древние мудрецы.

Услышав полные обреченности слова, Орхидея помрачнела и задумалась.

— Есть ли у нас шансы предотвратить эту беду?.. — спросила она.

Сяньфэн покачал головой. Припав губами к кончику мундштука, вдохнул в себя матовый дурман.