Тираны. Императрица

Но лихой человек, прокравшийся в дом, когда они все спали, всадил нож в сердце Фана. Тот умер не сразу — захрипел, забился, разбудив отца. Злодей перерезал горло и Чженю, едва тот вскочил с кана. А когда от шума проснулся Дун Ли, убийца замешкался. Хотя лица его, замотанного тряпкой, разглядеть было нельзя, но в движениях появилась растерянность. Казалось, он не ожидал, что в доме есть кто-то еще. Но быстро совладал с собой — быстрее, чем оторопевший парень успел что-либо предпринять для защиты. Под ребрами полыхнула боль — вначале тупая, а затем невыносимо-жгучая, нараставшая с каждым мигом, до желтой темноты в глазах… Зажимая рану, Дун Ли начал оседать на пол, глядя вслед убийце — швырнув нож на пол, тот спешно пробирался к выходу. Парень попытался броситься за ним, но силы быстро оставляли — едва добравшись до ворот, он рухнул на землю…

Дальнейшие события Дун Ли всегда стремился забыть, но память то и дело подкидывала ему страшные картины. Утром его обнаружили соседи, но даже не подумали помочь — обнаружив в доме хозяина чайной лавки два тела, они принялись избивать раненого парня. На счастье Дун Ли, довольно быстро подоспела городская стража, палками отогнала разъяренных людей и доставила преступника — а никто не сомневался, что пойманный именно таков, — в участок. Там его наскоро перевязали. Нож прошел под самым сердцем, распоров легкое, и окровавленного парня бросили помирать в каталажку, забитую разным сбродом, ожидавшим суда и приговора. Несколько недель Дун Ли провел в горячке и беспамятстве. Если бы не забота сидельцев, точно бы умер. Ему меняли повязку, смачивали губы водой, и этого для крепкого парня оказалось достаточно. Поражая даже видавших виды бродяг и преступников, он потихоньку шел на поправку. Впрочем, радости от этого испытал немного — его ожидал суд, а затем и неизбежная казнь. Ведь его вина была для всех очевидна. Недостойный приказчик зарезал сына почтенного хозяина Чженя из ревности и страха утратить покровительство, а когда обезумел от крови, лишил жизни и самого владельца лавки. Отец и сын, защищаясь, сумели перед смертью ранить его, поэтому ограбить их дом у злодея Дун Ли не вышло… Так и сказал судья, назначив наказание в виде оставления убийцы в стоячей колодке до полного удушения.

И быть бы тому, но случилось нечто неожиданное — во всяком случае, для самого Дун Ли. Под канонаду орудий и треск ружейного огня в Пекин вошли войска заморских дьяволов. Император бежал из дворца в отдаленную провинцию. Пожары и беспорядки объяли всю столицу, а проникшие в город вместе с иноземцами бунтовщики-тайпины открыли тюрьмы, выпуская томившихся там сообщников, а заодно с ними и всех остальных… Так Дун Ли очутился на свободе, но прежняя жизнь закончилась как для него, так и для всей страны… Десятки лет скитаний, нужды, страданий и горя. Давно нет в живых императора, умер и его сын, а из-за стен Запретного города почти полвека правит Поднебесной и держит всех в страхе та, которую он помнил невинной и нежной девушкой с чарующим смехом и волшебным голосом…

Воспоминания Дун Ли прервались рычанием Хуа-Хуа.

— Знаю, знаю… — усмехнулся старик. — Уж если собака так ворчит на мужчину, когда он решил немного выпить… Представляю, как недовольна была бы жена, будь она у меня!

Дун Ли уже порядком захмелел, и говорил больше сам с собой, глядя из-под полуприкрытых век куда-то в темноту. Спиной он привалился к теплому камню, готовый вот-вот уснуть.

Собака, напротив, забыв про еду, переминалась и тревожно поскуливала.

Дунул слабый ветерок. Как-то необычно, порывом. Будто совсем рядом пролетела огромная птица.

Дун Ли протер глаза и выругался. Неужели будет гроза? Но ведь на небе не было ни облачка, когда он добрался до своего логова… Впрочем, погода в Пекине капризная, меняется мгновенно. Светило солнце — и вот налетели со стороны гор мохнатые, полные влаги тучи… В ненастье таким, как Дун Ли, нелегко. Дождливый день — голодный день. Все сидят по домам или перебегают улицу под зонтиками. Никто не полезет за мелочью — руки заняты. А вымокнешь ночью — не сможешь просушить обноски, будешь трястись, заболеешь да помрешь в канаве. Хорошо, что сейчас над головой крыша, пусть и без стен.

Воздух будто загустел и наполнился тихим гулом.

Ветер усилился. Неподалеку, возле самого берега, закрутился по кругу мелкий сор. Что-то затрещало и сверкнуло. Потом сверкнуло еще раз, да так сильно, что от опоры моста на землю упала четкая тень.

Не похоже на молнию. И почему-то нет грома…

Черт побери, что это? Дун Ли решил посмотреть поближе и уже приподнялся, как вдруг упал навзничь от толчка горячего воздуха. Раскрытый зонтик, служивший старику ширмой, кувыркаясь, улетел в темноту. Хуа-Хуа поджал хвост и заскулил.

Раздался негромкий хлопок, и старик зажмурил глаза — так резанул их яркий свет. Его затрясло от страха. Такой грозы он не мог припомнить…

Бродяга перевернулся набок, поджал ноги и обхватил голову руками.

Сквозь пальцы он все же попытался рассмотреть, что происходит. То, что он увидал, напугало его еще больше.