Тираны России и СССР

1 октября Павел Милюков, лидер кадетов (самой влиятельной оппозиционной партии), произнес в Думе речь, которая потрясла всю страну. «Из края в край расползаются темные слухи о предательстве и измене. Слухи эти забираются высоко и никого не щадят. Имя императрицы все чаще повторяется вместе с именами окружающих ее авантюристов… Что это — глупость или измена?»

И слово «измена», так соответствовавшее настроениям измотанной поражениями армии, тотчас было принято на веру и твердо укоренилось в сознании миллионов.

Аликс потребовала от Штюрмера принять меры. Она была в бешенстве, и на этот раз премьер не посмел уклониться и вызвал Родзянко. «Старикашка» тогда подвернул ногу, не мог ходить. Сцена их свидания оказалась комической: беспомощный Штюрмер лежал в кровати с высоко подвешенной ногой и пытался строго говорить с возвышавшимся над ним огромным, мощным председателем Думы.

Из показаний Родзянко: «Он говорил, что… просит представить ему копию речи Милюкова на предмет возбуждения против него уголовного преследования. Я ответил, что… никаких копий я присылать ему не буду».

Далее разговор зашел о Распутине. «И отчего вы его защищаете? Это негодяй первостатейный, его мало повесить!» — горячился Родзянко. С кровати послышался беспомощный ответ Штюрмера: «Это… желание свыше…» Так он «сдал» царицу. Но вошедший в раж председатель Думы продолжал добивать старика:

«Какой же вы после этого монархист?.. Вы ярый республиканец, который поблажками Распутину колеблет монархическую идею!» Да нет, при помощи Распутина идею колебали они все — от самой царицы до самого Родзянко…

Теперь мужик все чаще говорит о смерти.

Из показаний Молчанова: «В октябре 1916 года я… раза два был у Распутина. Заметил, что у него было какое-то грустное настроение, заметил, что на столе было вино и он много пил его… как будто давило тяжелое предчувствие. Он все время напевал: „Время изменится, все переменится“… При прощании он был очень ласков, говорил, что ценит мою любовь и доброе отношение, вспоминал добрым словом моего покойного отца… и говорил, что, может быть, его убьют и мы не увидимся… И тут же, будто опомнившись, сказал: „Нет, нет, мы увидимся. Ты приедешь в Петроград“».

И каждый день на Гороховой, заглушая его ужас, шла сумасшедшая, завораживающая пьяная пляска. Его слабоумный сын, служивший в санитарном поезде царицы, приехал к нему на несколько дней и прятался от этого безумия в дальних комнатах. А если в квартире было тихо, это означало, что мужик пьет в ресторане или уехал в Царское — на заседание «кабинета».

16 октября Аликс писала Ники: «Вчера приятно провела вечер у А<ни> с Нашим Другом, Его сыном и епископом Исидором (тем самым, обвиненным в связи со своим келейником. — Э. Р.)… Гр<игорий> думает, что лучше было бы призвать более ранние (молодые) года — вместо тех, которым старше 40, последние нужны дома для работ и для поддержания хозяйства».

И это предложение, высказанное мужиком, было очень разумно. Наступил ноябрь — предпоследний месяц его жизни.

Место погребения готово

На окраине Александровского парка, неподалеку от Дамских конюшен, Подруга выкупила кусок земли. И в начале ноября заложила там часовню святого Серафима — в благодарность за избавление от смерти при крушении поезда.

5 ноября Аликс сообщила Ники: «Закладка Аниной церкви прошла хорошо, Наш Друг был там… а также славный епископ Исидор».

Под алтарем строящейся часовни «Нашего Друга» и похоронят. И отпевать его будет «славный епископ».

В честь закладки «Аниной церкви» было устроено маленькое празднество, которое породило большую историю…

После очередного заседания Думы непримиримый враг Распутина монархист Пуришкевич был окружен коллегами. Он раздавал желающим весьма любопытную фотографию: за столом сидит Распутин, рядом с ним «славный епископ Исидор», на столе — вино, вокруг — балалаечники и смеющиеся, явно пьяненькие сестры милосердия. Тыловое веселье «шпиона и проходимца», когда на фронтах «истекала кровью русская армия и голод надвигался на страну»!

Уже на следующий день фотография легла на стол Протопопова… На допросе в Чрезвычайной комиссии он показал:

«— Пуришкевич распространял фотографию Распутина в 9 тысячах экземпляров: Распутин… кругом масса публики… стол, на столе вино, балалаечники и монах…

— Почему вы знаете, что он распространил 9 тысяч экземпляров?

— На обороте карточки, которую мне прислали из Царского Села, вероятно, по поручению царицы через Вырубову или Воскобойникову, было написано: „9 тысяч экземпляров“…»

Последний снимок живого Распутина

История этой (увы, не найденной мною) фотографии объясняет многое в надвигавшейся развязке.

Скорее всего, Протопопов получил снимок через Воскобойникову. И не только потому, что она в то время была его любовницей, но и потому, что среди веселых сестер милосердия на фотографии… оказалась и она сама!