Сам Генсек в Горки более не приезжает и никого туда не пускает, мотивируя это нежеланием больного. Ленин по-прежнему не говорит, однако усердно занимается. В Партархиве хранятся тетради со странными текстами: «Это наша собака. Ее зовут Джек. Она играет…» Это тексты, по которым Крупская учила Вождя говорить. Наиболее успешно Ленин воспроизводил слова: «пролетарий, народ, революция, буржуй, съезд».
«Усвоенный речевой материал» исчезал из памяти, зато «понимание речи окружающих восстановилось», и анализ действительности уже не вызывал затруднений… Например, для Ленина, любившего собирать грибы, «заранее набрали их и рассадили по дорожке, по которой его обычно провозили на коляске». Но гриб, тронутый его палкой, тотчас повалился. Эта недооценка его интеллектуальных способностей вызвала у Вождя «резкое раздражение».
Все эти наблюдения врачей внимательно читал Генсек. Сообщали ему и о грозных припадках гнева, которые повергали в трепет окружающих. Ленин уже торопился выздороветь. Крупская вспоминала: «Я ему говорила: „Вот речь восстанавливается, только медленно. Смотри на это как на временное пребывание в тюрьме“».
Ленин знал, что он в тюрьме, и, видимо, яростно думал, как из нее выбраться.
В это время уже вовсю работает сталинский секретарь Товстуха — собирает документы Ленина. В Партархиве я нашел мандат, выданный Товстухе для изъятия документов Ленина из архивов его соратников. Сталин готовил новую шахматную партию, и в его игре эти бумаги будут бесценны.
А пока по Москве начинают гулять анонимные брошюры типа «Маленькой биографии большого человека». В них на основании ленинских цитат доказывается: Троцкий всегда был против Ленина.
Эта «клозетная литература», как презрительно назвал ее Троцкий, распространяется и в провинции. Действует Товстуха…
«С жиру беситесь, друзья мои»
Летом 1923 года вожди отбыли отдыхать. Зиновьев и Бухарин отправились в Кисловодск, оставив в Москве Каменева.
Генсек, конечно же, сидит в изнывающей от жары Москве. Не до отдыха — работа, бесконечная работа. К тому же его тревожит странное улучшение здоровья Вождя.
В летнем перерыве борьбы с Троцким Зиновьев и Бухарин решают нажать на Сталина — заставить его поделиться властью. Отдыхающие пишут ему шутливо: «29.07.23… Два обывателя предлагают ввести в секретариат для консолидации Зиновьева, Троцкого, Сталина».
Но содержание письма нешуточное: они задумали уравнять шансы. В этом случае, чтобы побеждать ненавидящего его Троцкого, Сталин будет вынужден постоянно блокироваться с Зиновьевым, то есть выполнять решения «тройки». Он мог только усмехнуться: нашли глупца!
Тогда же Зиновьев пишет Каменеву: «И ты позволяешь Сталину так прямо издеваться (далее он сообщает бесконечные факты самоуправства Сталина, пока они отдыхают. —
Конечно, Генсек в курсе их переписки. Верное ГПУ уже следит за каждым из них. Но он знает средство заставить их успокоиться. Он пишет Бухарину и Зиновьеву: «Не пойму, что я должен сделать, чтобы вы не ругались. Было бы лучше, если бы вы прислали записочку — ясную и точную. Все это, конечно, в том случае, если вы в дальнейшем за дружную работу (я… стал понимать, что вы не прочь подготовить разрыв, как нечто неизбежное)… Действуйте, как хотите. Дней через 8–10 уезжаю в отпуск (устал, переутомился). Всего хорошего.
Постскриптум. Счастливые вы, однако, люди. Имеете возможность измышлять на досуге всякие небылицы… а я тяну здесь лямку, как цепная собака, изнывая. Причем я же оказываюсь виноватым. Этак можно извести хоть кого. С жиру беситесь, друзья мои. И. Ст.».
Средство действует безотказно. Упоминание об отставке смертельно пугает. Если уйдет Сталин — может прийти Троцкий. То же он сможет проделать и с Троцким, который также знает: уйдет Сталин — придут Зиновьев и компания. Да, они боятся его — «грубого, примитивного грузина», но куда больше боятся друг друга. Он легко просчитал: их страх и взаимная ненависть обеспечат нужный ему финал шахматной партии.
И Зиновьев с Бухариным тотчас пишут ему: «Разговоры о разрыве — это же, конечно, от Вашей усталости. Об этом не может быть и речи. Куда Вы думаете ехать отдохнуть? Привет».
Он хорошо изучил этих господ. Дело не в одном их страхе перед Троцким, есть и другой страх — перед работой. Они не любят тянуть лямку, предпочитают представительствовать. А работать должен он.
Что ж, он будет работать. Тогда же он пишет им письмо — о слухах насчет ленинского «Письма к съезду». Он все знает о письме, но хочет понять, что знают они.