Тирмен

Дом планировали достроить через год, и тогда Данька получит ключи от своей новой квартиры. «От нашей с Леркой новой квартиры», — мысленно поправился он. Лерка сразу поставила условие: «Молодая семья должна жить отдельно. У тебя чудесная мама, но у кастрюли на кухне не может быть двух хозяек».

Валерию Мохович после окончания универа оставили на кафедре. Данька не сомневался в дальнейшей карьере мечты Конана-варвара: аспирантура, кандидатская, докторская, профессорша, академик...

— По тундре, по железной дороге! — рявкнуло из проезжавшей внизу машины радио «Шансон». Данька глянул на улицу и в желтоватом свете лампочки, горевшей над парадным, различил сидящего у подъезда Джека.

Пес ждал хозяина.

Профессор Линько умер весной. Джек три дня выл, тоскливо и непрерывно. Дочь профессора с зятем, въехав в опустевшее жилье, собаку держать не собирались и, не мудрствуя лукаво, выгнали Джека на улицу. Сперва хотели продать — как-никак овчарка, породистая псина! — а потом, когда покупателя не нашлось, выгнали. Вот ведь люди, мать их...

Очень хотелось выругаться. Длинно и грязно. Матом. Но псу этим не поможешь, хоть сутки напролет матерись. Надо будет ему мяса вынести — в холодильнике осталось. Джека подкармливал весь двор, а профессорских наследников провожали такими взглядами, что хоть застрелись. Соседи с пятого хотели взять Джека к себе, да и Данька тоже порывался, почти уговорив маму, но пес ни к кому не пошел. Целыми днями сидел у подъезда, глядя в сторону подворотни. Ночевал где попало, а когда становилось совсем холодно, спал в подвале, с бомжами. Утром же неизменно возвращался на свой пост. У пса был один хозяин — покойный Игорь Осипович.

Его Джек и ждал.

Вздохнув, Данька покинул балкон, вернувшись в комнату.

— ... сегодня город прощался с известным правозащитником, бывшим диссидентом, в последние годы — сотрудником кадрового отдела областной госадминистрации Саблиным Денисом Эдуардовичем. Траурная процессия...

Данька мельком глянул на экран. Кладбище, ораторы в пиджаках, плачет дряхлая старушка; крупным планом — фотография с черной траурной ленточкой. На миг лицо перед глазами расплылось, сделалось нечетким, смазанным — словно зрение «село», как пять лет назад.

«Ты знаешь, кто я? Я — твой друг... »

Он узнал этого человека.

2.

Последним оказался давний знакомец: плакат «Болтун — находка для шпиона». Наивные советские граждане увлеченно делились информацией оборонного значения, не замечая оттопыренного вражьего уха. Именно такая наглядная агитация украшала когда-то кабинет бухгалтера Кондратьева в закрытом городе Коврове. Разве что цвета малость подгуляли.

Дизайнер, лохматый мачо, спрятал эскиз в папку.

— Это для главного зала? — уточнил Петр Леонидович. — Но ведь такого не было. Там что-то нейтральное висело. «Приносить и распивать... », кажется. И календарь возле кассы. Из «Огонька» вырезали.

Густые брови дизайнера еле заметно дрогнули. Старик подождал, но иной реакции не последовало.

— Мы не стремились к буквализму, — без особой уверенности сообщил вице-мэр Александр Семенович, поглядывая на голые, пахнущие свежей побелкой стены. — Хотели передать, так сказать, дух эпохи, местный колорит...

Он с надеждой повернулся к дизайнеру, ожидая помощи. Но мачо не снизошел. Сунул папку под мышку, переступил с носка на каблук. Мол, что с вас взять, с профанов?

Реставрация главного зала ретропивной «Ветерок» подходила к концу. Щекастый поклонник стреляющего семейства Зауэров старался успеть к президентским выборам, дабы открытие будущей городской достопримечательности совпало с визитом одного из кандидатов — того, кто порвет грудью финишную ленточку. Которого из двух, Петр Леонидович не задумывался.

Ради этого и пригласили. Бывший пионер Саша спешил похвастаться.

И посоветоваться заодно.

Странное дело, но чем ближе к осуществлению продвигалась завиральная идея румяного вице-мэра, тем менее она нравилась Кондратьеву. Вероятно, оттого, что «советское ретро» перестало быть чем-то оригинальным. Прошлым усиленно торговали: оптом и в розницу, распивочно и навынос.

— Не пойдет, — решительно заявил старик. — Такие плакаты сейчас в каждом офисе. Мода! А если достоверность — так по полной, да-с! Кафель, голые стены, «Приносить и распивать... », вентиляторы со скрипом. Дух эпохи хотите?

Петр Леонидович оглядел долгий ряд пивных автоматов, очень похожих на давние, чешские. В углу суетились рабочие, заканчивая красить плинтусы.

— Леса не убирайте. Нет, уберите и вместо них поставьте козлы из досок. А пол застелите старыми газетами. Если что, их и напечатать можно. Рядом, прямо на проходе — ведра с краской: не переступишь — не войдешь. Вечный ремонт — дух эпохи!

Вице-мэр и дизайнер переглянулись. Мачо взъерошил лохмы, сложил губы трубочкой, промычал нечто маловразумительное. Должно быть, первый куплет романсеро «Мачо, мача и мучача», музыка и слова народные. Подумал еще с минуту и кивнул.

Оценил!

— А что? — расцвел девичьим румянцем вице-мэр. — Отлично! Можно еще статистов выводить, в спецовках, даже в гриме...