Тирмен

— Уверен. Я остаюсь.

— Ну и хорошо. — Старик нахмурил брови, взялся за графинчик, но передумал. — Тогда я скажу тебе, как тирмен тирмену. Теперь — можно. Великая Дама не из жадин. Деньги, связи... Это все ерунда. Веселое конфетти, приятное, но не главное. Как ты думаешь, сколько мне лет?

Данька растерялся.

— Ну... Шестьдесят пять? Семьдесят?

— Я родился в 1915 году. Мне, считай, девяносто. Понял или объяснить?

«Так не бывает... » — залпами бухало в голове. Девяносто? Это, выходит, дядя Петя деду Илье в отцы годится?! А выглядит ничуть не хуже: бодрый, энергичный... Даже лучше, наверное, выглядит. Моложе. И на здоровье никогда не жалуется...

— Ты вообще, думаю, долгожителем окажешься. Мафусаилов век не обещаю, но меня переплюнешь, это точно. У меня война кусок отгрызла. Тирмены живут долго, братец Даниил. Не чрезмерно, но вполне достаточно. Кроме того, тирмены не страдают болезнями из косметички Великой Дамы. И не одни тирмены. Наши родственники, например, тоже. Я свою жену спас, просто расписавшись с ней. Тридцать лишних лет — за брачное свидетельство.

Вот тут Даньку и прикрутило по-настоящему. Девяносто лет дяди Пети показались ерундой, не заслуживающей внимания. «У папы подозревали... Короче, одну болезнь. Не дай бог подтвердилось бы... » А дед Илья натянул нос врачам со своим микроинфарктом: выздоровел, коньяк пьет, телевизор смотрит — новости ему подавай! Что могло быть у Лерки? У мамы? Могло быть, но не случилось, потому что это его Лерка, его мама?

Великая Дама, скажи! — или лучше молчи, не надо...

— Почему вы мне раньше не сказали? — хрипло выдохнул он.

Старик потянулся через столик и растрепал Даньке волосы.

— Получилось бы, что я тебя покупаю. Баш на баш. А так ты принял решение сам, ничего не зная наперед. Как принимал решение раньше: когда стрелял, отказывался, снова стрелял... Твоя жизнь, твой выбор. У нас, братец, не базар, а работа. Эх ты, тирмен...

Зазвонил мобильник.

— Да! Слушаю!

— Даньчик! — запрыгал в трубке хохочущий Леркин голос. — Я тебе сейчас расскажу, ты со смеху помрешь! У Дарьи любимый гривенник сперли!..

— Какой гривенник?

Меньше всего хотелось обсуждать проблемы Дарьи Тютюнец, видной нумизмалетички. А смеяться не хотелось вовсе.

— Тот, что от ангины! Нет, от ангины другой, а этот с дыркой, советский... От грыжи, что ли? Ну, ты же помнишь! Сперли из сумочки, а Дарья хочет в милицию обращаться! Представляешь? Заявление пишет, чтоб гривенник нашли и ей вернули...

— Украли? Кто?

— Не знаю... Даша грешит на какую-то бабу в троллейбусе: рядом вертелась, терлась...

— Что-нибудь еще пропало?

— Нет, — хрюкнула от восторга мечта Конана-варвара. — Только гривенник. А больше ничего.

Официантка подошла к столику в ожидании дополнительного заказа.

— Пива! — бросил Данька, хотя собирался взять чашку кофе.

Дядя Петя кивнул и налил себе вторую рюмку.

10.

Не пилась водка. Ни колом, ни соколом, словно вице-мэрский коньяк. Петр Леонидович едва сдерживался, чтобы не морщиться. Нельзя, Данька заметит. Чуткий он, снайпер. Особенно сейчас.

Старик не продумывал разговор заранее, даже не пытался. Кошку следует называть кошкой — если речь о работе. И если говоришь с действующим тирменом. Значит, только правду, в лоб. Подходцы с экивоками-намеками не для такого случая.

Получилось? Кажется, да.

Тирмен Даниил Романович Архангельский в красе и силе. Просим любить и жаловать.

Петр Леонидович вдруг понял, чего ему хочется. Первое — запустить руку в левый карман и нащупать там увесистую связку ключей: от тира, от старого сейфа, от замка на стальной двери «минус первого». Второе — извлечь связку из кармана и отдать ее тирмену Архангельскому.

Третье — ехать домой.

Заявление можно будет отправить письмом. Конверт за сорок копеек, «Почта Украины», желтый с синим ящик на углу.

Дома — выкурить папиросу, достать из тайника еще один конверт, побольше и потяжелее, положить его на стол, на самом видном месте, надписью вверх.

Лечь на диван.

Остальное — на усмотрение Той, которая никогда не опаздывает. Если еще не время, просто полежать, глядя на побелку потолка, ни о чем не думая. Затем встать, спрятать конверт, выкурить вторую папиросу...

Ломка тирмена.

Первая — когда обязуешься служить Ей. Вторая — когда подготовишь замену.

Старик заставил себя улыбнуться:

— Знаешь, Даниил... У меня дед народовольцем был.

Рука парня, протянутая к бокалу с шапкой пены, замерла.

— В смысле? Каким народовольцем?

— «Народная Воля». Которые царя убили.

— Так это ж когда...

Данька умолк, сжал губы. Не иначе считать принялся. Два на ум пошло, два с ума сошло... Старик вновь улыбнулся, теперь по-настоящему.

— Сто двадцать три года. — Он насладился зрелищем изумленно моргающего парня. — В смысле — тому назад. Царя Александра бомбой взорвали. В школе историю надо было учить, двоечник!

— Ну... — скис парень, забыв о мировых проблемах. — Я учил...