Тирмен

Леонид Семенович пришел рано утром, когда Пьеро успел умыться и сходить в уборную. Горшок, поставленный рядом с кроватью, он гордо игнорировал. На столике ждал чай с молоком, но тут хлопнула дверь в коридоре. Выскакивать и выглядывать мальчик не стал. Не маленький! И так понятно: зашел, поздоровался, чмокнул в щеку Лельку, о чем-то спросил (не о нем ли?). Голос громкий, веселый, значит, неплохи дела. Снова дверь хлопнула — и тихо.

Ждать Пьеро научился. Выпил чай, полистал третий том Реклю. Картинки (гравюры, если по-правильному) поглядел.

А тут и Лелька-толстуха заглянула: раскрасневшаяся, в халате расстегнутом.

— Не спишь? Леня, не спит он!

А еще заметил Пьеро: в ушах толстухи — серьги с огоньками зелеными. Красивые, не в каждой лавке ювелирной такие увидишь. Прежде не было, а теперь — есть.

— Ну, привет, Камушек! Жив? — Вот и Леонид Семенович — в косоворотке навыпуск, пуговицы у горла расстегнуты. Улыбается: — Молодец, что не помер! А раз не помер, поехали воздухом дышать. Пострелять охота!

Пострелять? По-настоящему? Ух ты-ы-ы!..

Стреляли за Лиговским проспектом, возле железнодорожной насыпи. Пьеро не знал, что это Лиговский, но Леонид Семенович и название сообщил (когда с извозчика слезли), и велел примечать. Объяснил: раз ты в городе незнакомом, значит, будь начеку, все в голову складывай, для того она к шее привинчена. Иначе соображать не с чего будет.

Пьеро кивнул и стал примечать. Вначале шли по Лиговке, потом Расстанной улицей, затем на Боровую свернули. Домишки вокруг маленькие, заборы высокие. До конца добрались, а там пустырь с рельсами посередине. Отошли еще на сотню саженей, осмотрелись. Пусто, словно и не в городе. Значит, можно.

И начали стрелять!

— Двумя руками, Камушек. Тяжелый! Без малого три фунта, если с патронами.

— Ага!

Даже если двумя руками — все равно нелегко. Чему удивляться: «Маузер», настоящий! Модель «К-96» выпуска 1916-го, под калибр «Люгера». Несъемный магазин на десять патронов, на щечках рукояток — цифры «9» красной краской. «9» — это калибр такой, если в миллиметрах.

— Бах!

«Бах» — пока что на словах. Леонид Семенович оружие подержать дал и в прицел поглядеть. Заодно про миллиметры объяснил и про то, какая модель. «Маузеров» всяких не счесть, добавил, но этот самый лучший. Любимый. Почти что друг, а может, и не почти. Раскраснелся Леонид Семенович, разулыбался — не хуже Лельки грудастой. Велел расставить пустые жестяные банки: возле насыпи полно их оказалось.

Бах! Бах! Бах! Это уже по-настоящему. Кра-а-анты банкам. Амба! Здорово стрелял сероглазый!

И наконец...

— Целься чуть ниже, не в центр. Дыхание задержи! Мушка, целик и цель видны одинаково четко, это тебе не винтовка, братец Камушек. И не зацеливайся. Нанизал на одну нитку — лупи!

Объяснял Леонид Семенович заковыристо. Видать, не мастер объяснять. Простые вещи Пьеро и сам разумел — приходилось уже белый свет дырявить. Не из «Маузера», но кое-чему научился. Время такое было — подходящее. И расстояние плевое, шагов восемь, для самых маленьких.

С прозвищем, правда, загадка. Отчего это он, Петр, в Камушка превратился? Что «братец», приятно, конечно. А, ладно! Снимем банку. От ландрина — вроде той, у нищенки на Среднем. Даже с клочком от бумаги-наклейки: четверка странненьких значков-паучков. То ли цифры, то ли буквы, вроде греческих. Видел Пьеро похожие — в старом гимназическом учебнике.

Какая, впрочем, разница?

— Пали!

Выпалил по значкам-паучкам. Амба! Ударила в ладони отдача, зазвенело в ушах, покатилась по снегу поверженная жестянка. Покатилась и сгинула, словно в топь провалилась. Нет банки, и снега нет, одно пятно черное. Вздулось пузырем, булькнуло.

Вот тебе и амба!

А еще почудилось мальчику, будто из топи рука показалась, знакомая очень. Пальцы худые, костистые. И нет уже ни банки, ни топи черной. Падает серебряный пятачок с клювастым орлом прямиком в подставленную руку. «Подайте!.. А удача вас на углу ждет».

— Фу ты!

Еле «Маузер» удержал. Помотал головой, воздуха холодного глотнул. Ясное дело, чудится. Видать, от болезни. Только бы Леонид Семенович не заметил. Подумает еще! Нет, не заметил. Взял сероглазый у Пьеро пистолет, кинул быстрый взгляд на банки-мишени. Бах! Навскидку, почти не целясь.

Улетела последняя банка далеко-далеко.

— Что попал — молодец, — улыбнулся. — Только не цель это, братец Камушек, баловство одно. Стрельба, она науку любит!

Помотал ладошками братец Камушек, тяжесть стальную с пальцев стряхнул. Усмехнулся в ответ:

— А научите, Леонид Семенович!..

Схитрил Пьеро насчет «научите». Учили его, когда в банде Сеньки Жадика три месяца кантовался. Там младенцы грудные не к хлебной «жевке», а к «Нагану» тянулись. И пострелять пришлось, и учителей послушать: про мушку, про целик, про то, как дыхание задерживать. Главное, оружие первым вынимать следовало — и первым курок спускать. Выстрелил — убил. Все прочее для солдат и для господ, что охоту любят.