Тишина

Тяжелее всего приходилось подросткам. Достаточно взрослые, чтобы понимать происходящее, но недостаточно зрелые, чтобы смириться с ним, они были самыми мрачными обитателями невольничьего рынка. С большой надеждой смотрели они на казаков, но те или прогоняли их, или привлекали в качестве чуров – бесправных своих прислужников. Взгляд Ивана сошелся с глазами девочки, а может и девушки, лет четырнадцати. Рыженькая, худая, не слишком красивая, но и не отталкивающая, она стояла в стороне от сверстников и вся дрожала, словно осина. Большие зеленые глаза ее не выражали ни страха, и никаких других чувств, но они выхватили из тюрбанной и фесочной пестрой толпы русые кудри Ивана и с недоумением, казалось, спрашивали его: правда ли, что она оказалась здесь, а не у мамки с тятькой на хуторе? Неужели ей жариться теперь на крымском солнце, пропалывать бахчу и заплетать косы татарским дочкам? И неужели не Петро, соседский сын, ее любимец, а черный от солнца жилистый татарчонок, а может и пожилой грузный татарин, станет ее первым любовником? Неужели она умрет через три или четыре года, и ее, слегка прикопав, оставят гнить на пустыре, рядом с ее, успевшими родиться, детьми? Ивану оставалось лишь отвернуться от этого настойчивого взгляда.

По счастью, всадники быстро миновали невольничий рынок, и въехали на рынок обычный – шумный крымский базар. Как ни было там тесно, но при виде сераскера с его свитой все обитатели рынка куда-то исчезали и спрятались, и вся кавалькада ехала по пустому рыночному ряду, где вилась только пыль в солнечном свете. Благодаря этому Иван мог подробно рассмотреть все изобилие товара, лежавшего, висевшего и нагромождавшегося кучами в многочисленных лавочках. В том ряду, по которому они ехали, торговали в основном вином, водкой, медом и другими напитками. Иван с вожделением разглядывал большие пузатые кувшины с крымским и турецким вином, бутыли с горилкой и фруктовой водкой, кадушки, из которых исходил ни с чем несравнимый аромат свежесваренного меда. Янычары неодобрительно покачивали головами, видя такое вопиющее нарушение магометова закона, а сераскер тоскливо поглядывал на все это изобилие, казалось, мечтая всей душой поскорее отделаться от странной и скучной работы, что выпала сегодня на его долю, и приложиться от души к пиале ароматного, немного разведенного водой вина. Тяжелое чувство, охватившее Ивана на невольничьем базаре, постепенно оставляло его: жизнь не может не быть прекрасна, думал он, пока есть на свете инкерманское вино и приправленный травами хмельной мед.