Тишина

— Можно я пописаю в горшок с цветами?

Каспер услышал, как он расстегивает молнию на штанишках. Женщина отодвинула стул.

— Я отведу тебя в туалет.

Они исчезли в конце коридора. Каспер проскользнул внутрь.

Книги, которые она сдвинула, оказались подробным атласом Копенгагена и каким-то справочником вроде адресной книги.

Позади письменного стола стояли маленький сканер и ксерокс, они были включены. Он скопировал оба разворота, сложил копии и засунул их в карман. Где-то в туалете спустили воду. Он вышел в коридор и пошел навстречу женщине и ребенку. Женщина была бледна. Он взял мальчика за руку и пошел к лестнице.

— Я позвоню, чтобы вас проводили к выходу, — сказала она.

Дверь в ее кабинет закрылась.

Каспер подмигнул мальчику. Приложил палец к губам. Вылез из ботинок и, пройдя на цыпочках в носках по паркету-ёлочке, приложил ухо к ее двери.

Она набирала какой-то номер телефона. У каждой цифры есть своя высота тона, очень тонкий слух смог бы различить и номер, который она набирала, и голос, который ответил ей на другом конце провода. Его слух был неспособен на это.

Но он услышал ее шепот.

— Он был здесь, — прошептала она. — Только что ушел.

Ей что-то ответили.

— Есть в нем что-то опереточное, — продолжала она. — Этакий герой-любовник. Я его выгнала. Он убрался отсюда.

Каспер на цыпочках вернулся к мальчику. Надел ботинки.

Охранник из стеклянной будки стоял у них за спиной. Каспер поднял мальчика на руки. Стеклянные ворота открылись автоматически.

Они были на свободе, город звучал лучше, чем раньше, — может быть, мы на самом деле всегда слышим только наше собственное настроение?

— Почему ты не пошел на тихий час? — спросил Каспер.

— Я не могу лежать тихо, — ответил мальчик.

— Почему не можешь?

— Не знаю. Они пытаются понять почему. Может быть, я DAMP.[33] Или у меня вода в голове.

Некоторые дети — никакие и не дети вовсе, они настоящие старички. Каспер впервые услышал это двадцать лет назад. Некоторые дети — какие-то древние души, покрытые тонким лаком инфантильности. Этому мальчику было, по меньшей мере, двенадцать веков, он звучал подобно лучшим творениям Баха. Каспер поднял его и поставил за ограду.

— Ты был хорош, — сказал он. — Для пятилетнего. С водой в голове.

— Шестилетнего, — поправил мальчик. — Мне уже шесть. И хвалить детей — это правильно. Но наличные тоже не повредят.

Глаза у него были черные, возможно, от жизненного опыта. Не было ни одного дня за последние двадцать лет — за исключением, пожалуй, тех трех месяцев со Стине, — когда Касперу хотя бы на минуту не захотелось бы все бросить. Снять со счета все деньги. Уехать на острова Фиджи. Пристраститься к опиуму. Исполнить на музыкальной шкатулке сонату для виолончели и раствориться на берегу моря.

Вот такие глаза, как эти, заставляли его продолжать. Они всегда были рядом. Среди публики, в нем самом. Глаза Стине иногда тоже бывали такими.

Он порылся в карманах, денег не было, только авторучка. Он протянул ее над калиткой.

На приборном щитке в машине он разложил две ксерокопии. На карте было видно озеро Багсверд, озеро Люнгбю, южная часть Фуресёэн. На второй копии было более сорока адресов, только один из них относился к почтовому отделению изображенного на карте района, и он был записан не полностью: «третья линия, 2800 Люнгбю», — рядом был также номер телефона. Не было названия организации, улицы или номера дома. Он позвонил в справочную с мобильного телефона, номер не был зарегистрирован. Он проверил по своей собственной карте Крака, рядом с названиями «линии 1–3» значились координаты, но названия у них не было. Сначала он ничего не разглядел на карте, потом заметил три тончайшие полоски. Он открыл дверь машины и поднял книгу к солнечному свету. После сорокалетнего юбилея дом престарелых и лупа с каждым днем становятся все ближе и ближе. Линии 1–3 оказались тремя параллельными тропами в лесном районе между озерами Багсверд и Фуресёэн.

Он взял дрова, которые Клара-Мария по-прежнему держала в руках, и закрыл дверцу печи. Она села на диван. Он рассказал ей о Соне, о посещении острова Слотсхольм. О женщине из разведывательного управления. Она сидела неподвижно, поглощенная рассказом.

— А сестры? — спросила она.

— Я поехал прямо туда, — сказал он. — И пошел по карте.

3

Он оставил машину у Нюборггорд, взял Сонин бинокль и завернутый в бумагу компакт-диск и пошел вдоль берега озера. На табличках с номерами дорожек для лодочных гонок была свежая краска. Он бывал здесь и раньше, в лучшие годы, дважды. Когда-то он — вместе с королевой — открывал выставку цирковых картин в выставочном зале «Софиенхольм». В другой раз он давал сигнал к старту международной регаты.

Третья линия оказалась посыпанной гравием дорожкой к северу от «Софиенхольма» — что-то вроде пожарного проезда, вырубленного в холме, чтобы пожарным машинам было проще въезжать в гору. С обеих сторон поднимались крутые склоны — из встречной машины его бы неизбежно заметили. Он углубился в лес и нашел звериную тропу над проездом.