Тишина

Наконец, вся четверка подошла к юрте. С обеих сторон от входа в нее горели два высоких костра – напоминание тех времен, когда монгольские ханы не принимали гостей, не очищенных священных огнем. Сейчас же это ничем не угрожало чести послов и тех государей, которых они представляли, и более напоминало украшение и без этого величественного шатра. Когда московское посольство приблизилось ко входу, то два роскошно наряженных ордынца распахнули створы, и оттуда появился мурза, наряженный еще богаче, который торжественно провозгласил на татарском языке титул хана: «Милостью и помощью благословенного и высочайшего Тенгри, Мехмет-Герай, великий падишах Великой Орды, и Великого Юрта, и престола Крыма, и всех ногаев, и горных черкесов, и татов с тавгачами, и Кыпчакской степи и всех татар». Вход в юрту был невысок, и послы, чтобы войти, были вынуждены наклониться. Для этого им пришлось, кроме того, снять свои высокие шапки. Когда они исчезли внутри шатра, Ивана торопливо вытолкали из его клетки, также торопливо, но оттого еще более грубо, связали руки за спиной, и, взвалив, как куль соломы, на лошадь, повезли к огромной юрте, но немного с другой стороны. Затем два дюжих татарина втащили сбившегося с ног Ивана внутрь, и через множество огороженных плетнями и завешенных овчинами переходов потащили его туда, где падишах принимал своих посетителей. Пока Ивана вели к приемному покою хана, послы успели многое обсудить с падишахом и его советниками. Несколько дней назад, на границе Крыма, у Перекопского рва, послы оставили сопровождавший их вооруженный отряд, полагаясь с этого времени только на добрую волю и гостеприимство хана. Мало кто знал, что, в нарушение всех законов того самого гостеприимства, послов поселили в полуразвалившийся каменный домик без крыши, больше напоминавший стойло, где они и хранили от солнца и дождя свои роскошные посольские кафтаны, а также и богатые царские дары хану. Вскоре ушлые приближенные хана, то пугая, то льстя послам постарались вытянуть из них хотя бы часть даров, угрожая им тем, что без этого хан и вовсе их не примет. Наконец, буквально накануне визита к падишаху, скромное жилище послов осаждал ширинский бег со свитой, настаивая, что именно ему они должны отдать царскую грамоту, предназначавшуюся хану. Лишь только когда послы выставили в узкие окна полуразвалившегося домика невесть откуда взявшиеся мушкеты, и предложили незваным гостям порезать их на части, а уж затем забрать грамоту, бег, осыпая их угрозами и проклятиями, отступил вместе со своими нукерами. Теперь же послы стояли перед властителем крымского престола, держа свои роскошные шапки в руках.

Наконец, по знаку богатого татарина, исполнявшего роль управителя церемонии, Пуховецкого втолкнули внутрь ханской палаты. Иван поразился скромности обстановки, царившей в приемной наследника Чингисхана. Пожалуй, главными украшениями ее были богато разряженные москали, сверкавшие золотом и кумачом своих кафтанов, тогда как знатные татары, присутствовавшие на приеме, хоть и немного, но все же уступали послам яркостью красок. В остальном же это была простая юрта, увешенная кошмами, а поверх них – коврами, самого разного происхождения, но, на удивление, выцветшими от времени и степной непогоды. Только в середине ее устремлялось вверх отверстие, выходившее наружу где-то в недосягаемой вышине юрты. Оттуда смотрело на Ивана высокое и безразличное степное небо.