Тишина

После этого Неровный пришпорил коня и пулей умчался куда-то в сторону от шляха, где его быстро скрыл высокий ковыль. Теперь Иван оставался один с московскими послами. Как ни злился он на Ермолая, но когда тот уехал, Пуховецкий почувствовал одиночество. Это чувство усиливалось еще и тем, что посольский отряд казался очень маленьким на фоне необъятного степного простора. Кроме Кровкова и Ордина, в нем были еще двое москалей подъяческого вида, которые, несмотря на украшавшее их прекрасное оружие явно больше привыкли работать пером, чем саблей. Таким составом путешествовать по приднепровским степям было опасно, даже имея ханскую тамгу. Дорогое оружие и костюмы, деньги, да и сами послы были отличной приманкой для никому не подчинявшихся ватаг степных разбойников – как татар, так и казаков. Но вскоре опасения Пуховецкого рассеялись. Сначала вдалеке в степи появилось довольно большое облако пыли, из которого постепенно стали выступать силуэты всадников, довольно большого отряда. Что-то в этих всадниках показалось Ивану необычным, даже издалека. Вскоре он понял, в чем дело: кавалеристы, которых было около сотни, скакали ровным строем, шеренгами одна за другой, как не ездили ни запорожцы, ни, тем более, татары или ногайцы. Никакой необходимости держать так четко строй здесь, в дикой степи, не было, но видимо эти всадники уже отвыкли скакать по-другому. Когда отряд приблизился, Пуховецкий удивился еще больше. Своим нарядом и вооружением всадники совсем не напоминали сотенных московских дворян, которых Ивану доводилось раньше видеть. На них были одинаковые панцири с округлой пластиной на груди и совсем необычные шлемы с козырьком над глазами. За спиной у каждого висело по карабину, явно немецкого происхождения, а к седлам были подвешены по паре пистолетов. Из привычного московского вооружения были лишь сабли, да и те какой-то странные: тонкие и прямые. Само однообразие оружия и снаряжения этих всадников казалось необычным. Совсем бы принять их за немцев, если бы не пышные московские бороды, топорщившиеся из под причудливых шлемов. Тут они были на любой вкус: и короткие, изящно и ровно подстриженные, и длинные кудрявые, или тоже длинные, но расчесанные на две половины – словом, их вид не оставлял сомнения, что перед Иваном предстали именно московиты, а не наемные немецкие кнехты. Пуховецкий подумал, что, пожалуй, уход за бородой предоставляет даже больший простор для творчества, чем принятое у запорожцев отращивание усов и оселедцев. Было видно, что Ордин с Кровковым с большим трудом удерживались от того, чтобы в нарушение субординации начать обнимать и целовать бородатых всадников – так обрадовались они их появлению. Преодолев эту минутную слабость, Агей Кровков с суровым начальственным видом, выпрямившись в седле, поскакал к замершей шеренге, пронесся перед ней, только в конце остановив коня, довольно осмотрел подчиненных и поприветствовал их. Шеренга ответила громовым выкриком, слов которого Иван не разобрал. Затем Агей вызвал из строя нескольких начальных людей, отдал им негромко какие-то приказания, после чего рота рассыпалась на несколько маленьких отрядов, которые, сохраняя всю ту же образцовую четкость строя, поскакали в разных направлениях. Лишь с десяток всадников остались с послами, когда они вновь тронулись в путь.

Глава 8