Тишина

Прошедшие после вечера, проведенного в компании с Софией, выходные Сергей предпочел бы не вспоминать никогда. Они превратились в нескончаемую череду скандалов из-за его неожиданно позднего возвращения. Начиная с утра субботы, которое навалилось острым приступом головной боли, он в лучшем случае натыкался на демонстративно обиженное выражение лица своей жены. К тому моменту, как он наконец добрел до дома, домочадцы уже спали, и Сергей изо всех сил постарался никого не разбудить. Разделся, с трудом отыскав для своего пальто место на крохотной, всего на три крючка, вешалке. Несмотря на явное приближение зимы, на ней еще продолжали висеть легкие осенние куртки и даже пара совершенно не нужных в прихожей халатов. Промокшие туфли Сергей бросил здесь же, под обувницей, занятой женской обувью всех сезонов, прошел в зал, который был их с женой спальней, и практически сразу забылся глубоким и безмятежным сном. Но проснулся, как обычно, рано. С трудом отыскав на захламленном посудой, косметикой и какими-то бумагами компьютерном столе початый блистер с обезболивающим, он выдавил сразу две таблетки в ладонь и, массируя пульсирующий болью висок, отправился приводить себя в порядок. Запивать лекарство остатками брошенного в кружке чая он не рискнул: хозяйка этого напитка могла его ещё хватиться. Супруга, судя по состоянию их спальни, вчера предпочла потратить вечер на просмотр очередного сериала и, скорее всего, выходные проведёт так же.

Когда-то он смотрел на это сквозь пальцы. Жалел жену, устававшую с маленькой дочкой в череде бессонных ночей и первых детских простуд. Но дочь росла, а этот лёгкий беспорядок упрямо не желал уходить из квартиры. Сергей пытался с этим бороться, выговаривал жене, но каждый раз натыкался на обиды и упрёки в отсутствии чувств и перестал говорить. Научился не замечать того, как его женщина ведёт домашнее хозяйство, как до этого научился не замечать её расплывшуюся после родов фигуру, которую Наташа, его супруга, так и не привела в прежнюю форму, объяснив это тем, что теперь она мама и замужняя женщина, а значит, и выглядеть должна соответственно, а не как тощая малолетка.

Сергей привык ко многому, что когда-то не нравилось. Почти никогда не спорил, предпочитая сохранять дома атмосферу любви и взаимного уважения выяснениям отношений и бытовым склокам. Но сейчас, запивая в давно требовавшей косметического ремонта ванной таблетки водой из крана, очень чётко осознал, что именно любви и уважения в его семье уже давно не было – по крайней мере, по отношению к нему. Во всем, в каждой мелочи сквозило отношение, которое можно было назвать как угодно, но только не уважением и любовью. Даже заботы он давно не чувствовал. Сергей привёл себя в порядок и направился в кухню: нужно было придумать что-то себе на завтрак. Вряд ли кто-то об этом побеспокоился.

Интуиция его не подвела: он не застал в кухне ничего, кроме не вымытой с вечера посуды. И дочь, и жена ещё спали: начало девятого – слишком раннее время для их пробуждения в выходной день. Сергей включил наполовину набранный электрический чайник и открыл холодильник в поисках еды, которую можно было бы приготовить на скорую руку, но нашёл лишь пару сырых яиц и крохотный кусок сыра, который и решил взять на бутерброды. Готовить что-то более существенное он не счёл нужным, это бы только спровоцировало еще один лишний скандал.

– Ты уже проснулся? – Сергей услышал за спиной голос жены и обернулся. – Где ты вчера был?

– Я же тебе сказал, что зашел с коллегами немного выпить. – Он постарался сохранить спокойствие, но опыт совместной жизни уже заставил его внутренне сжаться в предвкушении «разбора полетов».

– Почему ты не сказал мне об этом? – Наташа перешла в решительное наступление.

Её лицо со слегка обвисшими щеками, мгновенно приобрело обиженное выражение, полные губы поджались, а карие глаза полыхнули священным гневом оскорбленной женщины. Растрепанные недлинные волосы, крашенные в угольно-черный цвет, и не снятый перед сном макияж сделали ее похожей на рассерженную болонку. До боли привычное выражение крайнего недовольства, за которым обычно следовали упрёки в отсутствии чувств, уважения и ещё невесть в чем.

– Ты мог просто позвонить и сказать, что задерживаешься, чтобы я здесь с ума не сходила, или ты настолько ко мне равнодушен, что тебе плевать, что я сижу и жду?!